Христианство и китайская культура - страница 30

стр.

). Это означает отсутствие знания, неразличение истинного и ложного, равный подход к добродетельному и к потерявшему добродетель. Это подобно зеркалу (излюбленная буддистами метафора!), отражающему объекты различных цветов, размеров и форм. Будучи таким же беспристрастным, человек реализует свою подлинную природу п достигает покоя и радости.

Христианских мотивов здесь не больше, чем в перечислении «десяти наблюдений». В конце текста Мессия охарактеризовал сияющую религию как оружие и защиту от врага — мирских страстей, победа над которыми должна привести верующего на «тот берег», что совпадает с буддистским наименованием нирваны, а воскресение мертвых связывается не со всемогуществом Бога, а со вдыханием аромата чудесного благовония.

Таким образом, в «Каноне таинственного покоя и радости» синкретическое слияние даосских н буддистских тем дополнилось вполне китаизированными литературными формами. В «писаниях Цзин–цзина» (кроме стелы 781 г.) очевидны отход от буквы евангельского первоисточника, насыщенность даос· сними категориями н образами, значительное приближение к стилю и менталитету китайских даосов и буддистов.

Необходимо отметить, что в самом позднем из сохранившихся китайскоязычных несторианских текстов, «Каноне почита–ння» (Цзунь usuh),имеется достаточно адекватное изложение христианского тринитарного догмата. Б нем воздается поклонение «чудеснои (.мяо) персоне (шэнь) августейшего (хуан) Отца Алохэ, отвечающей ( ин) персоне августейшего Сына Мессии Мишихэ и свидетельствующей (чжэн) персоне Святого Духа (Лухэнин Цзюйша). Эти три тела–персоны образуют одну сущность (mu)»[41]. [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 200].

В «Каноне почитания» возносится хвала «правителям закона» (фаван) Их список открывают четыре евангелиста — Иоанн, Лука, Марк и Матфей За ними упомянуты Моисей и Давид, св. Павел, иерархи несторианской церкви. Это оостоятельство может навести на мысль, что даже к тому времени догматы христианства еще не были утрачены пребывавшими в Китае несто–рианами. Однако они напрочь исчезли из их популярной духовной литературы, рассчитанной на носителей китайских религиозных традиций. В синкретических «канонах Цзин–цзина» оста валось то, что попадало в сферу пересечения морально–этических доктрин китайских религий и христианства с добавлением многих новаций из китайского материала.

Можно сделать вывод, что в процессе культурной адаптации несторианства в Китае проявились его отличия от имевшего место ранее процесса адаптации буддизма. Использованные при обозначении буддистских понятий о видимом, иллюзорном, невидимом, запредельном, пусто–абсолютном мирах даосские понятия о «пустоте» (куя, сюй), «наличии» (ю) и «отсутствии» (_)') не нашли себе столь же широкого применения на начальном этапе адаптации несторианства к китайскому культурному кон· тексту. В то же время на поздних стадиях даосская трансформация несторианства стала преобладать над собственно христианским содержанием. Эта уникальная эпоха развития христианства в Китае н его культурной адаптации завершилась, когда в 845 г. император У–цзун повелел вернуться в мир буддистским, даосским и несторианским монахам. Существуют различные мнения относительно причин расцвета и упадка иесторнанства в Китае. В конце XIX в. ученый–миссионер Дж.Легг выделил следующие три причины заката китайской несторианской церкви.

Во–первых, сыграла свою роль разница ) ровней цивилизационного развития. Наибольшего успеха несториане добивались среди тех народов, чья цивилизация была менее развита, чем китайская. «В Чанъани они вступили в контакт с обществом, организованным более всесторонне, чем то, в котором они сами выросли, которое обладало литературой, почитаемой за ее древность, утонченность и многообразие Конфуцианские ученые получили более высокую интеллектуальную подготовку, чем те, кто прибыл их учить; лидеры даосизма, сведущие в конфуцианской классике, были сильны также в тонкостях и оригинальности рассуждений их собственной системы… Несториане не имели преимуществ в попытке овладеть этим полем со своими собственными теологическими тонкостями. По большей части они сражались как люди, сотрясавшие воздух» [Legge 1888, с. 52–53].