Христианство: трудные вопросы - страница 10

Так что фанатизм — это не проявление веры; это проявление греховной человеческой природы

Сергей Худиев

Библейское Откровение говорит о людях две вещи:

1. Мы наследные принцы.

2. Мы падшие наследные принцы.

Поэтому правы, скорее, те, кто обвиняет христиан не в самоуничижении, а те, кто обвиняет в безмерном самомнении, — подумать только, мы верим, что Создателю Вселенной есть дело до каждого из нас! Покаянные молитвы — это на самом деле не скулеж ничтожества, это поразительное притязание на то, что Бога сильно интересует мое поведение, Он действительно озабочен моими грехами, Он действительно радуется моему покаянию, для Него это, оказывается, важно.

Согласно нашей вере, я создан Богом (как и каждый из нас) лично, по отдельному проекту, призван Им к вечной жизни, любим, дорог, важен Ему. Мой выбор, то, что я делаю, имеет огромное значение, вечные, вселенские последствия.

Согласно атеистической точке зрения, я возник в результате безличных природных процессов и через какое-то время в силу безличных законов и случайностей навсегда перестану существовать. Вселенной нет до меня никакого дела. Что бы я ни делал — это все обнулится. Я оказываюсь кем-то не более реальным, чем фигурка, бегающая по экрану монитора в компьютерной игре. Можно спорить о том, какая точка зрения более обоснованна, но для меня ясно, какая выставляет человека ничтожеством, а какая — нет.

Второе: мы-таки падшие наследные принцы. Есть такая шведская рок-группа «Нарния», там у них в одной песенке поется: «Мы снова и снова пытаемся залезть на вершину горы, но мы остаемся низверженными, низверженными, низверженными с престолов» (примерный перевод с английского). Человек пытается достичь величия где-то вне и помимо Бога, или, по крайней мере, вообразить себя кем-то великим. И тут единственный выход к подлинному величию — это отказаться от этих нелепых притязаний. Ну представьте себе — к Поприщину является посланник Государя и говорит: Государь объявляет тебя членом царской фамилии, только ты уж, пожалуйста, перестань воображать себя испанским королем.

Сергей Худиев

Видите ли, то, что христиане называют смирением, — это, в частности, осознание своей несамодостаточности. Я нуждаюсь в Боге, и я нуждаюсь в других людях. Я не все на свете знаю и нуждаюсь в том, чтобы меня научили. Я не со всем справлюсь сам и нуждаюсь в том, чтобы мне помогли. Я часто поступаю неправильно и нуждаюсь в том, чтобы меня приняли и простили. Я нуждаюсь в том, чтобы братья и сестры за меня молились, чтобы Церковь меня принимала, чтобы священники преподавали мне таинства. Короче говоря, нуждаюсь в доброте людей и в милости Бога.

Некоторая доля смирения необходима в повседневной жизни — если считать всех заведомо глупее себя, то не сможешь научиться ничему полезному. Чтобы принять медицинскую помощь, надо признать, что разбираешься в медицине хуже врача. Чтобы принять совет компьютерщика, надо согласиться, что он разбирается в компьютерах, а ты — нет.

Умонастроение человека «с гордо поднятой головой»: «Я лучше вас, и я без вас обойдусь» — не только заграждает двери рая, но и делает человека глубоко несчастным уже в этой жизни.

Сергей Худиев

Действительно, чем плохо быть человеком с гордо поднятой головой? Вместо ответа процитирую несколько отрывков из эссе Г. К. Честертона «Если бы мне дали прочитать одну проповедь…»:

Чем больше я живу, чем больше вижу, как живут и пытаются жить в наше время, тем более убеждаюсь в правоте старого церковного учения о том, что все зло началось с притязания на первенство, когда само небо раскололось от одной высокомерной усмешки (здесь Честертон намекает на восстание сатаны против Бога и его последующее падение; см. в Библии: Ис. 14:12–15; Иез. 28:13–17. — М. Л.).

…Чтобы в этом убедиться, проведем не очень серьезный, хотя и довольно приятный опыт. (…) Представим себе, что читатель (а еще лучше — писатель) отправился в кабак или другое место, где встречаются и болтают люди. На худой конец сойдут и трамвай, и метро. (…) Во всяком случае, представим себе место, где собираются люди, большею частью бедные (ведь бедных на свете больше), иногда — относительно обеспеченные, но все до единого, как говорят наши снобы, простые.