Хромой Орфей - страница 11

стр.

...Одиннадцать, двенадцать, четырнадцать лет... Когда это началось? Случилось-то не сразу, вкралось меж них незаметно, коварно. Просто в один прекрасный день ветряная мельница остановилась, а кукла Зуза сделалась до невозможности старомодной и без сожаления была убрана на чердак, где хранился ненужный хлам. Конец детской беготне, воробьиному щебетанью! Смотрите, смотрите! Аленка поднимается теперь по лестнице, важно выпрямившись, углубленная в себя; иной раз Войта замечал, как она останавливалась в вестибюле перед зеркалом, заглядывала в него изучающим взглядом. И вообще не годится четырнадцатилетней даме скатываться по перилам, а тем более наедаться картофельными оладьями. Точно так же оказалось со временем невозможным заводить болтовню с мальчишкой своего же возраста. Она уже чувствовала на себе взгляды кое-кого из семиклассников-гимназистов, взгляды, полные явственного интереса. А Войтина? Старомодный, чумазый, добрый! Такой неуклюжий, угловатый! Что это с ним? Еле буркнет «привет» и скрывается в подвале. Она его раскусила. Сначала ее это трогало, потом стало забавлять. Здесь было что-то новое, что лучше всякого зеркала отражало ее - пока еще только предчувствуемое - женское могущество. Она ловила Войту под лестницей - с некоторых пор там расходились их дорожки - и с самым голубым невинным взором говорила: «Погоди, не убегай, что я тебе сделала? Видал новую папину машину?» - «Гм...» - «В воскресенье поедем купаться. А у меня новый купальник!» - «Ну и пусть», - неохотно бормотал он, но не отговаривал ее. Руки у него неуклюже висели вдоль тела. Отодрать ее, что ли, за волосы, как бывало? Он прятался в мальчишескую грубость, как улитка в раковину, но не мог обмануть своего тирана, скорее наоборот, побудил его к открытому выпаду. «Что-то в последнее время ты даже не смотришь на меня, - мелодраматично вздыхала Алена, а в уголках ее губ притаился смех. - Ну скажи же что-нибудь умное, я ведь не кусаюсь! А знаешь, я начинаю сомневаться, что ты изобретешь хоть что-нибудь путное. Все пустячки!»

Уходя, он чувствовал, что она смеется у него за спиной. Заперся в своей мастерской. Ну почему она такая? Злоба в нем боролась с бессильным сожалением. Он слышал наверху ее шаги, голос, потом звуки рояля, ее смех. Ночью ворочался на продавленном диване, пялился во тьму. В потолок. Там спит она. Какие-то неведомые чувства просыпались в нем, несли с собой сладковатую истому и беспокойство, и он совершенно не знал, как с ними справиться.

И росли они теперь не рядом, а над и под. Перед ним была одна дорога затеряться учеником в грохоте авиационного завода; она же горделиво вышагивает в гимназию, читает непонятные стихи, бренчит на рояле. «В этом году наша Алена пойдет в танцкласс, Фанинка, как время-то летит!» - услышал он голос милостивой пани. Мать под лестницей всплеснула руками. «Чистый ангелок!» восклицала она, в то время как по ступенькам спускалось голубоватое облако тюля, кружев и раздушенных воланчиков. Хлопнула дверца новой машины - поехали! Ночью раздался всхлип. «Что с тобой, мальчик?» - это голос мамы в темноте. Войта затаил дыхание, притворился спящим. А он не спал. Кто ты? Чумазый заводской мальчишка, никто, нуль. Что тебе надо? Поднять глаза и то не осмелишься. То, что было раньше, просто обман. Ложь. Просто такая игра была. Понарошку!

Ну и пусть! Когда-нибудь покажу тебе! Покажу!

Теперь по лестнице во множестве поднимались новые подруги, нарядные гимназистки, потом даже долговязые - почти мужчины, - из шестого класса, самоуверенные мальчики из приличных семей. Под благосклонным дозором милостивой пани устраивались безупречно-нравственные чаепития; до Войты доносился сверку громкий смех, заглушаемый истошными воплями радиолы.

«Я вся для ритма рождена-а-а, и от него мне нету сна-а-а...» - до омерзения щебетала невидимая певица.

Один раз его позвали наверх: перегорели пробки, квартира утонула в темноте. Войта вошел в переднюю, опасаясь глядеть по сторонам, поднялся, как некий комический дух из подземелья. Из гостиной доносилась болтовня молодых людей и барышень - темнота была весьма удобным обстоятельством для рискованных шуточек. Войта исправлял пустячное повреждение, а Алена светила ему свечкой. Он чувствовал ее за спиной, и ловкие руки его по-дурацки дрожали. Он проглотил слюну.