Хромой Орфей - страница 21
- А именно?
- Замужество.
Среди изумленной тишины дорогие часы в углу комнаты пробили мелодичным звоном. Войта невольно оглянулся на них. Что она сказала? Замужество... Но мне-то что до этого? Вдруг его пронзила немыслимая догадка - ни за что на свете он не решился бы высказать ее, такой блаженной, невероятной была эта мысль.
- Вы, хотите сказать... - выдохнул он и осмелился поднять глаза. Она поощрительно улыбнулась.
- Наконец-то сообразили...
Встать, уйти! Пока не поздно. Он грубыми ладонями сдавил лицо, ему не хватало воздуха. Не позволю им делать из меня шута. Смех. Блестящие зубы. И голос: «Вот как - изобретатель в роли дворника!» Так вот причина неожиданного примирения! Бедняжка, как ей, видно, пришлось пересиливать себя! Его охватили горькая жалость, гнев, лихорадка сомнений. Доверчивый болван!.. Возвращаешься утром с завода, ничего не подозревая, а тебя хвать - и сидишь тут теперь дурак дураком. Возьми же себя в руки! Остаться бы одному, одному... Мысли вихрятся в голове, словно сухие листья... Возможно ли? Алена! Но что, если, спрашивает сомнение, что, если я несправедливый, тщеславный воображала? И эта женщина, милостивая пани... Ее пристальный взгляд покоится на нем, как легкая ладонь. И опять не решался он поднять глаза, даже когда голос ее погладил его из теплой дали.
- Вот видите, Войта, - усмехнулся этот голос, - думали ли вы когда-нибудь, что я однажды, предложу вам руку своей дочери? Да, жизнь подстраивает иной раз странные шутки...
Войта откашлялся.
- А она... Она знает?
Милостивая заколебалась. Встала, медленно прошлась, сжимая виски кончиками пальцев, потом повернулась, открыто сказала:
- Да. Знает.
Он зябко протянул:
- Почему именно я?
- Причин много. Во-первых, у Алены нет серьезных знакомств. Пока у нее только, безобидные развлечения, не более. После войны она будет учиться дальше, мы ведь и не думали о замужестве. - Голос ее звучал то ближе, то дальше, вился над ним, как шарф, обвивал мозг. - Слушайте, Войта, будем говорить откровенно! Не следует смотреть на это слишком серьезно, важно ведь только спасти ее, не больше. Помочь. Если вы не захотите, вас этот шаг ни к чему не обяжет. Это уж ваше с ней дело. А конец войны не за горами. Все это может быть просто... формальностью, понимаете?
Слишком внезапно все это обрушилось на него.
Она кружила вокруг него по пушистому ковру, голос ее мягко проникал ему в мозг, от голоса исходила спокойная убедительность - и все же Войта не находил в себе решимости ответить. Голова трещала.
- Не знаю точно, каковы в последнее время ваши отношения с ней, но мне кажется, они уже не так теплы, как раньше, когда вы были крошками. Ведь вас, бывало, водой не разольешь, прямо как двойняшки - конечно, люди меняются, тем более теперь; и все же я надеюсь, что вы ее любите, хотя бы как давнюю подругу детства. Или я ошибаюсь?
Она остановилась у него за спиной, а он все молчал, молчал, уставившись на пестрый узор ковра; тогда она положила ему на плечо неземной легкости ладонь. Войта не смел шелохнуться.
- Я не хочу принуждать вас. Войта. Не имею права. Все зависит от вас одного. Никогда не допущу, чтоб вы ответили мне сразу, необдуманно, чтоб вы совершили поступок, в котором позднее раскаивались бы. Знаете что? Подумайте-ка об этом на покое, а потом мы обо всем поговорим. Завтра, ладно?
Он выкарабкался из объятий кресла и неуклюже двинулся к двери, пробормотав «до свидания». Дверь закрылась за ним бесшумно, он стоял на лестничной площадке, взгляд его скользнул по красному дереву перил; потянуло съехать по ним - удержался.
Схватил себя за волосы, подергал. Нет, не спит!
Вот история-то! А когда он достойно и медленно спускался по ступеням, входная дверь распахнулась, в вестибюль ворвалась Алена, портфель под мышкой, волосы раскиданы ветром, лицо красное от бега... Она насвистывала по-мальчишечьи и была такая хорошенькая! Заметив его, нахмурила брови, заколебалась, но тут же решительно пошла по ступенькам наверх, навстречу ему. Они встретились на середине лестницы.
Алена оперлась на перила и начала разговор с непривычной серьезностью: