Хроника любовных происшествий - страница 21
Она хочет найти мужа за границей. Тридцатичетырехлетняя душевнобольная Лидия Каршун – частая посетительница зарубежных представительств, посольств и консульств в Варшаве. Постоянно проживая у родных в Вильно, она несколько раз в год приезжает в Варшаву для устройства своих «дел». Деньги на поездку раздобывает посредством нищенства. Оказавшись в Варшаве, Каршун обходит иностранные дипломатические учреждения, требуя, чтобы ее отправили за границу. Она утверждает, что не может найти себе мужа в Польше, но, несомненно, найдет его в какой-нибудь другой стране. Вчера Каршун явилась в очередное посольство. Когда к ней отнеслись так, как она того заслуживала, начала скандалить. Был вызван полицейский, который препроводил больную в участок. Каршун будет принудительно отправлена в Вильно.
Витек остановился в раздумье у своего дома, похожего в темноте на огромного птеродактиля. В окнах сестер Путято мерцал манящий свет, приправленный дребезжащим завыванием патефона. Витек круто повернулся, толкнул калитку на ременных петлях, нашел на ощупь дверь в сени.
За столом, застланным вязаной скатертью, сидели сестры-близнецы, пан Хенрик, который приезжал к ним на мотоцикле из Вильно, и Энгель, то есть Энгельбарт. Посреди стола красовалась изрядно опорожненная бутылка.
– Извините, что так поздно, я ищу Энгеля, – сказал Витек, щуря глаза.
– Это я тебя ищу. Целый вечер. Был у реки, у костела, на станции. – Небесно-голубые, прозрачные глаза Энгеля поблескивали.
– Я встретил странного человека. Пришлось показать ему дорогу.
– Может, это Володко? – спросил пан Хенрик, о котором все говорили, что он техник. Обнимая сестер за талии, он курил папиросу с длинным мундштуком.
– О нет. Он походил скорее на чокнутого, чем на разбойника.
– Почему-то мне кажется, что Витек ходит в офицерский поселок, – сказала Цецилия, подняв слезящиеся глаза на желтый абажур с бахромой. – Кому вы туда показываете дорогу?
– Я? В офицерский поселок? А чего ради мне туда ходить? – спросил неуверенно Витек.
– Вот именно, – вставила Олимпия. – Любопытно, что туда Витека тянет?
Цецилия украдкой зевнула, прикрывая рот кулачком.
– Потеряем самого красивого кавалера, как пить дать.
– Который это будет по счету? – осведомилась Олимпия.
– Ах, даже говорить не хочется.
Пан Хенрик отпустил талии сестер и потянулся за бутылкой.
– А я? – спросил он угрюмо.
– Что вы? – удивилась Цецилия.
– Я не самый красивый?
Пластинка доиграла до конца. Цецилия подошла к патефону, принялась заводить с натугой, словно вытаскивала из колодца тяжелое ведро.
– К чему вам красота, у вас достоинства получше.
– Какие?
– Ну, все, – замялась Цецилия, прерывая работу. – Ум, сердце, солидность.
– А я предпочитаю быть самым красивым, – заупрямился пан Хенрик. – Чем вас, черт возьми, очаровал этот сопляк?
Олимпия опустила на руки отяжелевшую голову. Присмотрелась к гостю, прищурив глаза.
– Этого вы не добьетесь ни деньгами, ни заслугами.
Пан Хенрик потянулся к заднему карману брюк.
– Меня здесь оскорбляют.
– Никто вас не оскорбляет.
– А я говорю, оскорбляют.
Он выхватил из-за спины крошечный вороненый браунинг. Глянул на него с демонстративной внимательностью и положил на стол.
– Спрячьте это, – сонно произнесла Олимпия.
Пану Хенрику тоже захотелось спать. Он сдержал зевок с таким усилием, что побелели широкие скулы.
– А вот не спрячу.
– Уже поздно, господа, который час? – Цецилия, так и не накрутив пружины, закрыла крышку патефона. – Вы не доберетесь до города, пан Хенрик.
– А вот и доберусь.
– Дорога скверная, весенняя, еще мотоцикл опрокинется.
– А вот и не опрокинется.
– К чему упрямиться, милый, к чему стращать людей? – Цецилия подошла к столу, осторожно погладила гостя по взмокшей голове.
– А вот и буду стращать.
И не выдержал. Зевнул с утробным стоном то ли облегчения, то ли наслаждения.
– Ну ладно, ладно уж, – шепнула Цецилия, бесстрашно взяла маленький пистолет и с трудом запихнула в задний карман пана Хенрика.
– Минуточку, извиняюсь, как вы смеете?
– Ну ладно, котик, ладно уж.
– А вот и не ладно, – возразил пан Хенрик и снова зевнул, да так, что хрустнуло в пасти. Сверкнул ряд великолепных золотых зубов.