Хроника операции «Фауст» - страница 19

Еще тогда Павел догадался, что немцы станут лихорадочно искать противодействие русским танкам, начнут конструировать машины с более прочной броней и сильным вооружением, работать над мощными противотанковыми средствами.

Так и случилось. В августе 1942 года ночью профессор Ростовский прислал к Павлу посыльного с приказом срочно явиться к нему домой. Павел быстро оделся и сел в дежурную машину. Георгий Иосифович сказал:

– Извините за ночной вызов, но мне позвонил Михаил Петрович Воробьев и попросил немедленно разобраться в деле, не терпящем отлагательств. На Воронежском фронте одна из наших бригад столкнулась с новым оружием. Без видимых причин горят наши танки. Может, немцы применили какие-то особые снаряды и мины? Надо в этом разобраться как можно скорее. Поезжайте в штаб инженерных войск, получите документы – и в путь.

Так Клевцов очутился в батальоне Самвеляна.

В ночной тишине Павел услышал приглушенный стук кувалды. Поняв, что не уснет, он натянул гимнастерку, комбинезон и тихо вышел из землянки. Светлело небо, гася одну звезду за другой. Земля же и деревья едва проглядывались. Клевцов медленно побрел на стук.

Под навесом при свете фонаря кто-то возился у танка. Подойдя ближе, Павел узнал механика-водителя Лешу Петренко. Тот, учуяв постороннего, быстро выпрямился, кувалда выпала из рук.

– Почему не спите?

– Надо траки сменить. Ослабла гусеница. Как бы в бою не соскочила.

– Помочь?

– Да я уж почти закончил. Только вот «пауки» неважнецкие. – Леша пнул толстый стальной трос. – У меня были новые, да кто-то «оприходовал», пока меня расстреливать водили.

Павел достал портсигар, протянул парню папиросу.

– «Звездочка»! Забыл, когда и пробовал. – Леша черными пальцами осторожно зацепил папироску.

Помолчали, глядя на красные огоньки папирос.

– Вы не думайте, мол, я заморыш какой, – вдруг проговорил Леша. – Я жилистый. В кузнечном «Серпа и молота» болванки кидал под молот, как мячики.

– Тебе лет-то сколько?

– Так я ж пошел добровольцем…

– И все же?

– Девятнадцатый пошел. – Петренко отметил про себя, что майор перешел на «ты», добавил растроганно: – Если вернемся живы-здоровы, век вас помнить буду… Вы же меня, считайте, с того света сняли…

– Ну, хватит об этом. Нам бы узнать, что за оружие появилось у фрицев. Это сейчас важнее всего.

– Понятное дело. – Леша смял окурок, поднял кувалду. – Отдыхайте пока, товарищ военинженер, а я еще один палец сменю – и готово.

Павел вышел из-под навеса. Небо уже совсем высветлилось. Заблестела роса. У походной кухни загремели ведрами повара. Потянуло смолянистым дымом.

Он вернулся в землянку. Крякая и ухая от холодной воды, плескался у деревянной шайки Боровой. Под левой лопаткой у него лиловел рваный рубец.

– Да ты, Федя, гляжу, крещеный?

– Под Смоленском пометили. – Боровой подхватил вафельное полотенце, стал растирать мускулистое, но еще по-мужски не заматеревшее тело.

Завтракать пошли к Самвеляну. Тот тоже был уже на ногах, успел побриться, умыться и благоухал цепко-ядовитым «Шипром». Перед ним сидел Овчинников, теребя в руках черный шлемофон.

– Доброе утро! – произнес Павел.

– Доброе, доброе, – отозвался озабоченный Самвелян. – Мытут задачку решаем: не посадить ли к вам на броню автоматчиков?

«Автоматчики вроде бы ни к чему», – подумал Клевцов и вопросительно взглянул на Борового: что тот предложит?

Федя не заставил себя ждать:

– Считаю, автоматчиков брать не след. И их угробим, и нам пользы никакой.

– Ну, смотрите. – Самвелян пружинисто поднялся, крикнул ординарцу: – Маслюков, завтракать!

Ели молча. Все чувствовали какое-то напряжение. Комбат, очевидно, припоминал, не пропустил ли чего на инструктаже, или готовился к головомойке у начальства, если получится что не так. Боровой прикидывал, как лучше уберечь машину Овчинникова, который будет выполнять основную задачу разведки. Павел же спокойно выуживал из котелка липкие макаронины, словно у него не было забот.

Ординарец подал чай. Боровой машинально протянул руку к алюминиевой кружке и, обжегшись, выругался:

– Тютя! Чего ж гольный кипяток суешь?!

– Так вы теплый не любите, – пробубнил Маслюков из своего закутка.