Хроника парохода «Гюго» - страница 10

Оказавшись в далеком городе без семьи и друзей, Полетаев всей душой привязался к старому капитану Ивану Феоктистовичу Зубовичу, у которого был дублером на «Пионере», и, пока оба судна находились во Владивостоке, не упускал случая побывать у него дома.

Так было и на днях. В ожидании чая Полетаев уселся в углу дивана с высокой спинкой и стал разглядывать фотографии, во множестве развешанные на противоположной стене.

Из черных рамок, полный достоинства, на него смотрел Зубович молодой, с игриво торчащими усиками, Зубович постарше (усы попушистее, но все еще с бодро поднятыми кверху, словно лапы якорька, кончиками), Зубович в летах, с усами, уже опущенными вниз, густыми, добрыми. И точно так же, как портреты, менялись висевшие вперемежку с ними фотографии судов, на которых, верно, плавал хозяин дома, — сначала небольшие, с острыми, как у парусников, форштевнями, потом тяжелые, как утюги, многотрубные и, наконец, почти современные, вроде тех, что стоят сейчас в бухте под сопками, в порту.

Полетаев задумался, не расслышал звонка в прихожей и несколько растерялся, когда в комнате раздалось обращенное к нему «здравствуйте». У двери, держась за портьеру, стояла Вера, племянница жены старого капитана. Полетаев вскочил и тут же подумал о странном совпадении: они вместе оказываются у Зубовичей уже в третий раз. Однако лицо Веры выражало искреннее удивление, видно было, что она не ожидала встретить его здесь.

Полетаев не относил себя к застенчивым скромникам, просто считал, что сближение мужчины и женщины должно возникать исподволь и естественно, а не по чьей-то подсказке. Но если в данном случае и проявился какой-то расчет хозяйки дома, он тем не менее быстро простил ей непрошеное вмешательство: Вера понравилась ему с первой встречи. Когда сели пить чай, он выбрал место за столом против нее и украдкой за разговором разглядывал, отмечая про себя, словно нечто чрезвычайно важное, что у Веры зеленые глаза, припухлые, мягкие губы и что держится она прямо, откинув плечи, как спортсменка-бегунья.

Прежде Полетаев узнал, что Вера работает в пароходстве, причем на довольно незаметной должности, но то ли в силу «морского» родства, то ли в силу обширных знакомств хорошо осведомлена о том, что делается в порту и на судах. Сейчас она пришла прямо с работы и говорила, будто отчитываясь, кто на подходе, кто ушел в море, а кто с рейда встал к причалу. Уверенный тон Веры внушал уважение, и Полетаев не удивился, когда она сообщила уже известное ему: «Гюго» придется еще постоять — будет груз. Зубович тут же заметил, что это хорошо — ждать груза и что он, Полетаев, еще поймет, насколько лучше являться в Америку не в балласте, а с полными трюмами. Не будут тогда покровительственно глядеть портовые чиновники: вот-де вам от щедрот наших, везите в свою многострадальную Россию. С собственным грузом, гудел Зубович, тверже себя чувствуешь: вы — нам, мы — вам.

Завладев вниманием, старый капитан уже не дал никому вставить слова. Впрочем, его и не перебивали, хоть речь шла все про ящики да бочки, мешки да тюки. Но от кого еще, как не от Зубовича, узнаешь, чем грузили пароходы во Владивостокском порту и в конце прошлого века и в начале нынешнего, кто, кроме него, ответит, сколько судов держало линии из Золотого Рога в Николаевск-на-Амуре, на Сахалин, и в устье Колымы, и в Японию, Китай, США, Канаду. Иван Феоктистович знал это не понаслышке. Он поступил в дальневосточное отделение «Добровольного флота» как-никак в 1910 году — в первый год его основания.

Полетаев слушал и думал про себя, как сильна у русского человека привязанность к родной земле, как цепко хранит память каждого тысячи подробностей о том месте, где прошло его детство, где он вырос, жил. А у дальневосточников любовь к своему краю носит даже какой-то особый, ревнивый характер. Тот же Зубович, стоя однажды на мостике «Пионера», показал рукой на Орлиную сопку, самую высокую в городе, и заявил ему, Полетаеву: «Ты, Яков, брось при мне свою Одессу хвалить. Отец твой туда небось из Пензы или Курска переселился. А мой вон там, на вершине, — видишь? — лес валил, дома по улицам ставил, места здешние обживал!»