Хроники Чёрной Земли, 1936 год (Мероприятие 2/11; Красноармеец) - страница 31

Жара просто невыносимая. И ночью отдохновения нет, в палатке душно, и запах. Букет пота, грязи, мыла, земли кладбищенской. Последние дни тянет откуда-то совсем уж паскудно, падалью. Крыса, что ли, подохла? Я искал-искал, не нашел.

Сны сплошь тяжелые. Душат и душат. Меня, я. Зной. Силы терпеть порой нет, встану, выйду на пригорочек, и сижу с полночи. Или бумагу мараю. Журнал полевой до ума довел, дневник пишу на удивление постоянно, не думал, что хватит меня настолько. Он вместо одеяла мне. В детстве под одеяло прятался от страхов, сейчас пишу. Страхи? Ну, какие могут быть страхи в этом лесу? Никаких страхов нет! Просто я не человек физического труда. Мне кабинетную работу дайте, циферки, таблички, рефераты, статьи, тогда я на коне. А здесь сник.

Похудел — две новые дырки в ремне провертел. Шоколадка сникерс — съел, и порядок. Посадить бы того гада на сникерсы на пятнадцать суток административного ареста за заведомо ложные измышления, чтобы другим неповадно.

В речонке купаюсь один. Другие не хотят. Не тянет. Дольше всех Андрей компанию составлял, но и он сегодня отказался.

Работа же шла, как в первые дни. Почти на месте. Истаем мы на солнцепеке. Но, сужу по полевому журналу, минимум мы выбрали. Сколь не соберем дальше, можно будет писать диссертацию. Попробовал с Камиллом потолковать, в плане четкого ограничения, кто о чем пишет, а чего — не замай, Камилл отмахнулся:

— После. В городе. Да хоть все себе бери.

Ясно, перегрелся товарищ.

Никто почти ничего не ест. Только компоты в порошках расходятся. Они у нас разные — персик, груша и ананас. Пью литра по три за день. Пью и потею, но не от работы.

Ночью опять не выдержал духоты, вышел. Гулял в лунном свете, искал покоя. На кладбище набрел. Чуть со страху не обделался. Голубые огоньки вспыхивают над могилками и гаснут. Спасло от конфуза то, что за пять минут до того облегчился.

Стою, шевельнуться сил нет. Потом понял — самовозгорание циклических углеводородов. Мы потревожили могилы, плюс жара, выделяются газы, вроде болотных. И возгораются. Огоньки маленькие, с цветок.

Интересно, когда по календарю день Ивана Купалы?

Я постоял, приходя в себя, чувствуя, как покидает подлая слабость. Потом решил ребят позвать, пусть и они попугаются. Хотя, что страшно одному, вместе воспринимается иначе. Вернулся на стоянку, шел, должен признаться, с оглядкою, откинул полог палатки, начал шарить (фонарик-то сдох совсем), а никого нет. Разбежались.

Я ожидаться не стал, уснул.

Причина самая прозаическая оказалась — понос. Дружный и категорический. Одного меня пока миновала сия участь. Оттого, что пью воду только кипяченую.

На участок никто не пошел. Подняли до середины полотнище палатки и лежим как бы в тени.

Услуг лекарских от меня не требуют. Лежат молча, время от времени встают, кудато уходят, подальше, возвращаются и ложатся так же, как лежали до того. Выпили таблеток.

— Да ерунда, один обман, — отмахнулся Андрей. — Тужишься, тужишься, а выйти ничего почти и не выходит. Слизь одна.

По фельдшерскому справочнику вычитал — дизентерия. Болезнь грязных рук, понимаешь ли. Покой, левомицетин, питье и карантин. Карантина боятся все, и потому лечатся сами. К вечеру, всем полегчало.

Я вскипятил четыре чайника. Пил просто подсоленную воду. Другого душа не принимала. И тоже ничего не ел.

Я совершенно случайно нашел причину запаха. Лучше бы не находил.

У Сергея штанина за сучок зацепилась. Брюки легкие, полотняные, и треснули. А под ними бинт, тот еще, наложенный после растяжения. Грязный. Я ему новый достал, замени, если нужно. Или выброси.

Он выбросил, невдалеке от палатки. Пропитанный гноем, запах — наповал. Я лопатой бинт поддел и отнес подальше.

— Эй, у тебя не гангрена случаем..

— Ерунда, видишь — хожу, — он прошелся, вперед, назад. Походка несколько шаткая, так от жары или ослаб просто. Топнул ногой, показывая — как новенькая.

Никому до ноги Сергея дела не было, ну, и я отстал.

Может быть, это и есть пресловутая простота, общность с природой? Хиппи русской сборки?

— Еще денек отдохнем, — Камилл сказал это специально для меня. Его самого, судя по всему, работа больше не интересовала. Я журнал ему подсовывал, спрашивал о планах — пустое.