Хроники Чёрной Земли, 1936 год (Мероприятие 2/11; Красноармеец) - страница 4

— Газеты несвежие, — уполномоченный склонился над столом.

— Ну, а так? — Федот пальцем раскрутил диск, положил на пластинку адаптер. Голос, визгливый, игрушечный, перешел в певучий женский и, забасив, умолк.

— А мы его эдак! — он закрутил диск в обратную сторону.

Отрывистая тарабарщина ревела из трубы, а он слушал, склонив голову на бок, пока диск не остановился.

— Журнал политинформаций три недели не ведется, — Игорь Иванович захлопнул амбарную книгу. — Попрятались все, что ли? Непонятно.

— Так уж и попрятались, — Федот поднял за уголок брошюрку. — «Агротехнические указания по возделыванию сахарной свеклы». Надо же. И свекла без указаний не растет.

— Где же все?

Федот разжал пальцы, и брошюра с шелестом упала на пол.

— Где, где… Там, — он, не оборачиваясь, вышел.

Солнце согревало и нежило. Лейтенант потянулся, изгоняя остатки промозглого сумрака церковного подвала. Какая могучая конструкция! Он усмехнулся, вспоминая желание уполномоченного — до основания! Тонны и тонны нужны взрывчатки.

Он подошел к стоящему у ворот чекисту.

— Благостно как! — улыбнулся ему сержант. — Заколдованное сонное царство. Не жалко грохотом будить?

Над крытыми соломой крышами — ни дымка. Покой.

— Так осторожно, хирургически. По новой методе. Чик — и готово.

— Методе… — протянул сержант. — Много осталось делать?

— Чуток.

Безоблачное пустое небо колпаком огородило весь остальной мир. Безмолвие висело над храмом, неслышно звенящее безмолвие.

— Надо закругляться, — лейтенант повернулся, но хлесткий звук выстрела остановил его. Так теплилось, что минует, а — нет.

— Спокойно, лейтенант.

Второй выстрел.

— Вот и они, — сержант показал на две фигурки, торопливо взбиравшиеся по дороге от села к церкви. — Как чешут, голубчики.

И в самом деле — минуты через три уполномоченный и Федот заходили во двор.

— По какому случаю расход патронов? — без любопытства, скучающе спросил сержант.

— Пришлось суку кулацкую пристрелить. Бросилась на меня, убить хотела, — Федот показал на царапину на шее.

— Отыскал-таки, ходок. Никак без этого не можешь? Я тебя предупреждал.

— Нет, нет, — отдышавшись, вмешался уполномоченный. — Совсем не то. Безлюдным село оказалось. В конторе — никого, прошли по избам — нет людей. В одной только сидит женщина и что-то грызет. Мы подошли — рука детская. Сырая! А она, женщина эта, завыла и на товарища Федота кинулась. Кусается, царапается. Еле отбились, а она не унимается. Вот и пришлось стрелять.

— Точно так и было, товарищ сержант, — солдат засучил рукав. — До крови прокусила, видите?

— Спрячь, верю, верю. Отмечу, пострадал, — чекист повернулся к лейтенанту. — Ерунда какая, а приравнивается к ранению.

— Может, она бешеная, — Федот опустил рукав, обиженно потупился.

— Значит, никого в конторе, — не обращая больше на солдата внимания, заключил чекист.

— Ни в конторе, ни в председательском доме. И вообще, животины — никакой, даже кур нет. Мы и на конюшню заглянули, и на ферму… — уполномоченный развел руками.

— Понятно. Ты, Федот, не скучай. Авось выживешь, в приказе отметят, в старости внукам рассказывать будешь, как крови своей ради них не жалел, борясь с нечистью, — чекист говорил, не скрывая скуки.

— Может, сейчас и кончим? — предложил лейтенант. — Что зря время терять?

— По плану мероприятие проводится точно в девятнадцать пятьдесят, перед закатом, — заволновался уполномоченный. — Есть четкие предписания, отступления недопустимы.

— Не будем, не будем отступать. Верно, лейтенант? Отступления вообще не наша метода. Подождем до вечера.

Действительно, куда спешить? В городскую сутолоку, пыль да жару?

Лейтенант посмотрел вниз. Отсюда, с колокольни мир казался добрым и чистым. Он пересчитал строчки. Одиннадцать. Для поэмы маловато.

— И командир огненновзорный, — забормотал он, — огненновзорный…

В прохладной высоте писалось легко и приятно, он намеренно тянул, продлевая удовольствие, представляя стихи напечатанными на белых листах окружной газеты. Редко выдавались такие свободные, такие прозрачные минуты.

— Повел отряд дорогой горной! — вписал он в заветный блокнот и, уже не сдерживаясь, выплеснул на бумагу долго приберегаемые слова.