Хроники императорского гарема. Интриги. Власть. Уроки жесткой конкуренции - страница 10

стр.

Не остались без внимания и родственники Ян Гуй Фей. Все они получили от императора высокие звания и роскошные особняки. Когда кто-либо из клана Янг выезжал на улицу, казалось, что идет роскошная процессия. Каждая семья клана имела свой собственный цвет для выезда, а если кто-то говорил, что видел особняки более роскошные, чем у них, то они без сожаления сносили свои дома и строили новые, более роскошные на зависть и восхищение публики.

Стала популярной песенка, которую напевали почти все в Поднебесной:

Не чувствуйте себя виновным,
если ваш ребенок – девочка.
Не чувствуйте себя счастливым,
если ваш ребенок – мальчик.
Мальчик не может быть князем,
Но девочка может стать женой императора.

Должностные лица соперничали друг с другом за покровительство семейства Янг. Этой семье приносили так много подарков, что в воротах их особняков всегда была толкучка как на рынке.

Ян Гуй Фей была женщиной безусловно остроумной, очаровательной и изящной, но был у нее один недостаток – она была не слишком скромна. К тому же ее отношения с императором «были не всегда гладкими». По традиции Сын Неба имел право заниматься любовью более чем с одной женщиной, а постоянная ревность молодой жены раздражала его.

Однажды утром, примерно спустя год после того как Янг поселилась во дворце, император после очередной сцены ревности в приступе гнева выслал молодую супругу из столицы. Однако уже к полудню он сильно затосковал без нее и принялся срывать гнев на окружающих. Главный евнух, который хорошо знал императора, предложил послать вино и еду для Янг. Она правильно истолковала этот знак и к вечеру вернулась. Счастливый император устроил пир в честь возвращения своей возлюбленной и щедро одаривал музыкантов, играющих в ее честь. Брат императора, князь Нинг, тоже сыграл на флейте. Когда веселье закончилось и гости разошлись, Янг взяла флейту, на которой играл Нинг, и сыграла для императора.

Император игриво спросил:

– Почему вы не взяли свою флейту белого нефрита, а выбрали ту, на которой играл мой брат и которая хранит тепло его губ?

Янг недвусмысленно парировала:

– Вы же простили человека, надевшего туфли вашей любовницы.

Это был намек на случай, когда одна из наложниц Суань-цзуна танцевала для него босиком, а чиновник, завороженный танцем, случайно наступил на ее туфли и повредил их. Девушка была рассержена, но император не придал этому большого значения. Император понял, что Янг снова проявляет свою ревность, безумно рассердился и выгнал ее во второй раз.

В отсутствие Ян Гуй Фей он снова стал раздражительным и вялым. И тогда главный евнух сказал:

– Даже если она заслуживает смерти, она должна иметь свое место, чтобы умереть во дворце и не показывать свой позор всему миру!

Император смягчился и снова послал дорогие подарки для супруги. Янг заплакала и сказала посыльному:

– Все, что у меня есть, мне дал император. Только мою красоту мне дали мои родители. Мне нечего послать взамен этих подарков, только прядь моих волос.

Она отрезала прядь и отдала ее посыльному. Это, конечно же, был весьма серьезный намек, и это сработало. Суань-цзун встревожился, когда увидел ее отрезанные локоны. Он подумал, что Янг решилась на самоубийство, и поспешил снова вернуть ее во дворец.


Во времена Тан, как и сейчас, Китай населяло много разных племен, и нередко «этнические» генералы поднимались до высших китайских чинов благодаря своей храбрости и хитрости. Среди них был татарин по имени Ань Лушань. Он знал несколько языков и поднялся наверх из самых простых солдат благодаря военному таланту. Ань Лушань часто посылал императорской чете экзотические подарки, вроде попугая, который мог говорить, или музыкальных инструментов из нефрита. Но самым лучшим подарком императору были возбуждающие средства, которые стареющий монарх пил перед тем, как ложиться в постель со своей молодой женой.

Ань Лушань не был изящным и утонченным как все придворные ханьцы. Напротив, его отличали массивное телосложение, простые речи и грубые шутки. Однако при этом он был весьма хитрым и ловким придворным. Как-то Суань-цзун спросил, показывая на большой живот Лушаня: