Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) - страница 5
И спросил: «Ты Иришка пойдешь?»
«За тобой на край света, мой суженый,
Хоть сейчас я готова умчать
А пока, лейтенант мой заслуженный,
Ты веди меня в клуб танцевать!»
Женщине
Мы в крови потопили знамена
И дыханьем согрели мы павших,
Мы молитвы железом каленым
Выжигали на лозунгах наших.
Кто попросит за нас Божью матерь
Сохранить наши жизни и души?
Кто пойдет на Голгофу и паперть,
Кто окликнет внутри и снаружи?
В полутемном расписанном храме
Мы очнемся, крестясь на закате,
Божья Матерь в серебряной раме
И красавица в скромном наряде.
Что-то женщина молит сквозь слезы,
Что-то просит дочурка у Бога,
Где-то вновь распускаются розы,
А ведь надо совсем нам немного.
Только Женщина знает Мужчину:
Сына, брата, любимого мужа.
Только в ней я обрел половину,
Только ей распахнул свою душу.
И затеплилась вера во взгляде,
Словно синее небо во храме…
Плачет Женщина в скромном наряде,
Божья Матерь в серебряной раме.
Наши руки (Ирине)
Мы держались за руки и грелись
Средь горгулий на старой стене;
Мы крестились со всеми и спелись
С римским папой в чужой стороне.
И в мечеть мы, обнявшись, проникли,
Где мулла совершал свой намаз,
Молча слушали, но не постигли
Этой музыки странной для нас.
Мы не знали, что делать в Париже
На богемной толкучке мирян,
Лишь глаза опускались все ниже
На беспечной тусне парижан.
Даже Рим не казался нам вечным,
Ватикан – с поголовьем крестов —
Только руки сжимались все крепче
Неразрывною связью мостов.
Мы в пещерах загадочных пили
Ледниковую воду с вершин,
Мы ладони сплетали и плыли
По морям без особых причин.
И вставали заморские Луны
В непроглядных просторах зари,
И звенели испанские струны,
И манили к себе пустыри.
Что о жизни земной и небесной
Мы узнали с тобой невзначай?
Каково на чужбине чудесной,
Что открыли мы – ад или рай?
Никому не разжать эти руки,
Но припав лишь к родимой земле,
И дороги, и крестные муки
Отзовутся в намоленной мгле!
Абордаж
Нужна ли мне смирительная блуза
Иль шутовской раскрашенный колпак?
Кого ласкает трепетная муза,
Когда в душе полнейший кавардак?..
Плясала ночь, разнузданно и смело,
Когда искал я истину в вине,
А седина, как моль, виски проела
И больше не летаю я во сне.
Вцепился в якорь, словно в гвоздь картина,
И заслонил мой парус такелаж…
И только мачты спящей бригантины
Вдруг позовут… на новый абордаж!
Солнышко
Светит солнышко, ласково греет.
Светит солнышко свет свой храня.
Кто-то бегает, кто-то потеет,
Я руками встречаю тебя.
Жест оправдан и ласково принят,
Мне морозно и ясно в душе.
Своим Богом я вновь не отринут –
Я как перст у восточной глуши.
Светит солнце, совсем не другое,
Светит девушка – сердце моё,
Из татар, из древлян и изгоев
Но и солнышка нет без неё.
Я поймаю два солнечных блика,
Я скрою их в родную модель –
У меня проросла земляника,
Дело солнышек – ты мне поверь!
Падение
Рожденный падать – не летает,
Рожденный ползать – не бежит.
Рожденный гавкать – не залает,
Хвостом виляя всех смешит…
Он не успел отплыть,
Хоть он и ждал момента
И много дней провел
Там где шумит прибой.
Он сразу утонул,
Без всякого абсента,
А нужен был глоток
Для храбрости земной.
Он не сумел взлететь,
Но долго в стае грифов
Руками взмахи крыл
Прилежно повторял.
Упал с простой скалы –
Как продолженье мифов,
И вряд ли кто смотрел,
Как падает «Икар».
Он не успел сказать
Всей правды для народа,
В полете же постиг
Он истину одну
Бывает в жизни так,
Что лишь одна природа
Оценит подвиг твой,
Когда идешь ко дну!
Вожак
Мы схватились с мохнатою псиной,
Обнажая клыки на отвес.
Так сцепились собака с мужчиной
В быстротечный кровавый замес.
Шерсть вздымалась от боли и срасти,
И в глазах отражались нули,
Все смешалось – и глотки и пасти
На утоптанных комьях земли.
Два самца из единого круга,
Живота своего не щадя,
Долго рвали на части друг друга
За высокое званье вождя.
Два бойца бились в яростной сече
Под прищуром коварной луны,
В этой спорной дилемме извечной,
Выгрызали подарок судьбы.
И рубились, решая все время
Кто из нас в грозной стае чужак,
Кто сумеет нести это бремя
Под коротким названьем «вожак»…
Подлетали хвосты при ударах
У столпившихся самок вокруг,
И в зрачках бесновато упрямых
Отражался косматый их друг.
Полукругом, обнявшись руками,
Так, что ногти впивались в ладонь,