Хрустальный ключ - страница 4

— Зачем так лихо? Ну, скажем, он не Байрон, он другой. Выдающийся текстолог, к примеру. Тоже неплохо. Меня, честно говоря, смущает сочетание: литфак — промкомбинат. Связи не улавливаю.

Я еще раз вгляделся в фотографию Налимова. Немигающие глаза, круглые, совиные. Губы — точно к оконному стеклу приплюснуты. Меня точно оскоминой прохватило. Зябко поведя плечами, — а было жарко на улице, все сорок, — я закрыл скоросшиватель.

— Как в детской игре получается, — заговорил Норцов. — Знаете, испорченный телефон: кто-то сказал, кто-то услышал… По-моему, нервишки у этого Церковенко пошаливают — вот он и шпарит во все колокола.

— Себя любит, потому и шпарит. Перестраховывается.

— Бо-о-льшой человек, этот Церковенко. Глобальный. Хотя и локальный.

В сопровождении юной лаборантки мы поднялись по шаткой винтовой лестнице в маленькую комнату, уставленную книжными шкафами и стеллажами. Акзамова, заведующего сектором древних рукописей и величайшего их знатока, еще не было.

Но вскоре в кабинет стремительно ворвался седенький бородатый человечек.

— Ассалам алейкум, — воскликнул Акзамов в точности таким голосом, каким мудрецы со времен Архимеда кричали «Эврика!» — Ленинград?

Мы отрицательно покачали головами.

— Оксфорд?

Мы опять покачали головами.

На лице Акзамова изобразилось страдание воспитанного человека, попавшего впросак. Как должен поступать в подобных случаях другой воспитанный человек? Он должен развеять туман, застивший глаза первому воспитанному человеку.

— Налимов! — энергично пояснил я. — Посоветоваться. — Акзамов быстро-быстро заморгал, вероятно, притормаживая таким образом головокружительный спуск со сверкающих олимпийские высот на грешную землю.

— Налимов отсутствует! — застенчиво проговорил он наконец. — Церковенко знает, — потом, воспрянув духом, пропел: — Замирахон! Чай! — И, стукнув для аккомпанемента кулачком в стенку, проследовал на председательское место.

— Яков Михайлович рассказал нам об исчезновении вашего сотрудника, — разъяснял я. — Мы хотим помочь в поисках.

— А-а-а, хорошо, хорошо. Поиски — всегда хорошо, — дружелюбно закивал Акзамов.

— Но без вашего совета мы не можем взяться за дело, — гнул я свою линию.

— Замира, чай! — вскрикнул Акзамов. — Хорошо, хорошо. Совет, хорошо, хорошо, — нетерпеливо твердил Акзамов и, кажется, уповал на Замиру, как на манну небесную.

— Уточним, если позволите, кое-какие детали. Итак, прежде всего, что за работник Налимов?

— Налимов? Работник? — Акзамов внезапно пришел в крайнее изумление, которое разрешилось вспышкой восторга. — Замечательный! Просто замечательный!

— Знает языки? — осторожно допытывался я. — По образованию ведь он не востоковед.

— Анкету не смотрел. Но утверждаю: Налимов любой текст понимал.

— Так прямо сразу и понимал?

— Зачем сразу. Домой фотокопию брал, там читал, думал. Потом приносил.

— Фотокопию? — легкомысленно уточнил я.

— Перевод! — насупился Акзамов.

Юная лаборантка с чайником и тремя пиалушками, одна в одной, вошла неслышно, сказала:

— Замирахон заболела, не пришла, — и так же неслышно удалилась. Плеснув чаю во все три пиалы, Акзамов взял самую большую из них и жестом пригласил нас последовать его примеру.

— Как шла у Налимова работа над темой?

Более приятных слов, по-моему, Акзамову и не грезилось услышать.

— Трактат Маджида аль-Акбари! И диван Маджида аль-Акбари! О, какая тема! Замечательная тема! — поскольку на наших лицах обозначилось чувство, изображаемое романистами в виде ? и !, Акзамов, воздев руки к облупившемуся потолку, пояснил: — Маджид аль-Акбари — современник Навои. Султан Хусейн Байкара отправил Маджида в изгнание, и в маленьком кишлаке Маджид умер, и никто его не вспоминал, и никто не знал, даже наука не знала, какой это замечательный поэт. И мыслитель! Мыслитель!

Какая-то пружина в груди у Акзамова, отработав свое, расслабилась, и он умолк. Это не входило в мои планы.

— Как прекрасно, что теперь усилиями вашего сектора наука получила его рукопись.

— Замечательную рукопись! Трактат и диван! Британский музей много долларов даст… Тысячу долларов даст! Сто тысяч долларов даст!

— Так-таки уже и даст?