Хутор Гилье. Майса Юнс - страница 12

Трогательна любовь Майсы и Хьельсберга, описание которой составляет основное содержание первой половины романа. Молодые люди отнюдь не произносят громких слов. Их жизнь, трудная и полная забот, воспитала их трезвыми и рассудительными. Ведь в случае беды никто не придет им на помощь. Да они и не такие уж юные, чтобы давать волю своим эмоциям. Но их подлинное отношение друг к другу ясно сказывается в десятках мелочей. Все отчетливее становится видно, что они любят друг друга.

А за спокойным, сдержанно юмористическим описанием дома Транемов, особенно фру Транем и тетушки Раск, если внимательнее присмотреться к нему, скрывается гневное разоблачение этих людей, которые готовы не задумываясь погубить жизнь человека, чтобы отвести от своей семьи даже тень угрозы.

И скрытым трагизмом проникнуты последние страницы книги, рисующие тупое и бессмысленное существование Майсы Юнс, ныне мадам Эллингсен, утерявшей все живое и непринужденно человеческое, что в ней когда-то было.

«Майса Юнс» — роман о бедности и богатстве, о беззащитности бедняков и о всемогуществе богатых. Идиллия, которую пытаются создать себе бедные люди, здесь безжалостно разрушается. Но есть области, в которых бедняки все же оказываются несравненно богаче богачей. Это не только мир чувств и моральной чистоты. Это также мир духовный — сфера разума и искусства. Способность суждений и эстетический вкус даже самых развитых из семейства Транемов просто убоги, особенно по сравнению с отточенностью мысли и точным пониманием искусства у молодого Хьельсберга. А Майса, совсем необразованная и наивная, все же обладает достаточным природным умом и естественным вкусом, чтобы улавливать истинный смысл его слов.

В центре и «Хутора Гилье» и «Майсы Юнс» стоят женские образы. Сами по себе они погружены в мир обыденности — либо в блистательный, светский, как Ингер-Юханна, либо в мещанский, как Майса Юнс. И именно они лучше всего удались автору. Но рядом с этими образами стоят образы молодых людей, при всем своем различии живущих прежде всего духовной жизнью и весьма критически относящихся к привычным формам существования буржуазного общества. Студентом был Грип, студентом является и молодой Хьельсберг. Это знаменательно. В том изменении конкретных условий жизни человека, о котором мечтает Ли, ведущее положение, с его точки зрения, должны занимать люди духа, указывающие другим — или почти как развернутую программу (Грип), или как бы между прочим, без громких слов (Хьельсберг) — более разумные, более естественные и более высокие формы жизни. Конечно, в этом сказывается просветительский и даже несколько утопический характер позиции Ли, вообще некоторая его наивность и старомодность. Недаром в последующие годы проблематика его произведений резко изменится. Но сама глубокая вера Ли в непреложную ценность и силу чистого человеческого чувства и человеческого разума имеет огромное положительное значение. Именно этим, так же как своим большим мастерством в изображении душевной жизни человека, Юнас Ли особенно близок нам сегодня.

В. Адмони

ХУТОР ГИЛЬЕ

Сцены из семейной жизни сороковых годов

Перевод Л. Лунгиной

Вечерело. Воздух в горах был морозный и прозрачный. К бледно-голубому небу вздымались залитые розовым отсветом заката остроконечные вершины и скальные гребни, словно зубцы и башни гигантской заснеженной крепости, скрывающей горизонт. Горы теснили раскинутые внизу селения, казалось наступали все ближе, угрожающе давили на них отвесными белыми склонами.

Снег в этом году выпал поздно. Но зато теперь, в начале декабря, он лежал на елях и соснах такими грузными шапками, что ветви пригибались чуть ли не до земли. Березки по грудь стояли в снегу, а тяжеленные смерзшиеся пласты на шиферных крышах словно вогнали в сугробы до окон домишки прихода, разбросанные по долине небольшими группами. Ко дворам можно было пройти только по прорытым глубоким траншеям; торчащие там и сям столбы заборов напоминали мачты затонувших кораблей.

По дороге только что проехал конный гребок, а на крутой черепичной крыше дома капитана, начальника местного военного округа, крестьяне отбивали угрожающе свисавшие обледенелые глыбы.