И даже когда я смеюсь, я должен плакать… - страница 9

— Господи Боже, вы здесь совсем не по адресу!

— Почему, господин Кафанке? — спрашивает Клавдия.

— Потому что я не могу помочь ни одному человеку на свете, — говорит человек-бассет, — даже себе самому.

И невидимая птица на поле среди руин на одном из мертвых деревьев кричит «кивит! кивит! кивит!», что значит: «Это так! Это так!»

— Ну, вот, — говорит вдруг Мартин (он приходит на помощь Клавдии; как и она, Мартин сразу заметил, что они попали к такому человеку, который никому не сможет отказать, и раз уж ему самому так плохо живется, он поможет, главное, сейчас не отступать, он вот-вот поддастся, только взгляните в его глаза!), — ну, вот, господин Кафанке, у меня с собой только карманные деньги, но я держу пари на десять марок, что вы можете нам помочь и сказать, как нам, несмотря на всю эту историю, можно было бы остаться вместе и любить друг друга. — Он смеется чересчур громко и радостно. — Я ставлю десять марок.

— Ты их уже проиграл, — говорит Миша и садится, потому что его колени начинают дрожать от бессилья и отчаянья. Эти двое любят друг друга, думает он с завистью. Такие юные, и уже такая любовь. Что же происходит? Как только двое начинают любить друг друга, другие эту любовь пытаются уничтожить. Ненавидеть друг друга люди могут сколько угодно, да, ненавидеть они обязаны, это хорошо, это правильно, эта обязанность возложена на них власть имущими. А любить? Доживем ли мы до того времени, когда люди будут любить друг друга? — думает Миша.

— Как это я их уже проиграл?

— Так, — говорит Миша, — потому что я понятия не имею, что в этой ситуации можно сделать наверняка, я слишком мало в этом разбираюсь, в том, что касается… — Он замолкает и начинает разглядывать свои ногти.

— Чего касается? — спрашивает Мартин.

Миша молчит.

Клавдия очень тихо и осторожно спрашивает:

— Того, как быть вместе и любить?

Миша кивает.

— Но вы же взрослый! — говорит Мартин (только не отступать!). — Все взрослые в этом разбираются. Моя мама всегда говорила, без любви жить нельзя.

А Миша молчит.

— Ведь у каждого есть кто-то, кого он любит.

Миша не двигается.

Клавдия спрашивает так тихо, что ее едва слышно:

— У вас никого нет?

Миша молча смотрит на грязную лужу.

— Извините, господин Кафанке, — шепчет Клавдия, — простите, пожалуйста.

— Моя мама… — начинает Мартин, но Клавдия решительно качает головой, это значит: спокойно! Мартин вовсе не спокоен и совсем уж не так деликатен, как Клавдия. Этот Кафанке, конечно, хочет смыться, он просто не хочет быть втянутым в какое-то дело со Штази, а что будет с нами?

— Моя мама, — громко говорит Мартин, — значит, она не права, господин Кафанке? Вы ведь живете! Разве можно жить без любви?

— Да, — говорит человек-бассет и опускает голову, словно чего-то стыдится. И снова в большом дворе, заваленном ваннами, унитазами и умывальниками, воцаряется невероятная, бесконечно долгая, невыносимая тишина. Наконец, Мартин не выдерживает, он начинает ходить взад-вперед, на душе у него тяжело. Что теперь делать, у Кафанке такой вид, будто он никогда больше не заговорит, черт его возьми. Я должен что-то сказать, обязательно, не может быть, чтобы так все кончилось, думает Мартин, и он говорит первое, что приходит в голову, неважно что, главное сейчас — продолжать говорить, главное — не сдаваться:

— Господин Кафанке, гм… хм! Я вас все время хочу спросить…

— Да? — произносит Миша и тоскливо смотрит на него.

— Что это за штука, на которой вы сидите?

— Что? — спрашивает Миша озадаченно.

— То, на чем вы сидите, это что?

— Это биде, — говорит Миша.

— А! — говорит Мартин восхищенно. Ага! Он снова говорит! Дальше! Вперед, скорее! И он быстро продолжает:

— Это я прочитал на нем, что это биде «Princess». Но что это такое, биде «Princess», господин Кафанке?

Мартину удается его трюк, и человек-бассет объясняет, шумно втягивая воздух носом, очень сдержанно, но все же исчерпывающе, что это устройство, предназначенное для интимной гигиены тела. Правда, он чересчур охотно уходит от пошлой реальности в дебри санитарии. Клавдия поняла намерения Мартина, оба слушают внимательно, с интересом, и после того, как Миша разъяснил все достоинства биде, он — ура! — плавно переходит к разговору о современных унитазах…