...И дождь смывает все следы

  Ворона наклонила голову, разглядывая чёрными, словно антрацит, круглыми глазами предмет, заинтересовавшись его содержимым: сквозь зелень травы тускло пробивался отсвет металла, будоража любопытство. Внезапный шорох отвлёк её внимание. Ворона настороженно прислушалась, но повторившийся шорох прервал её размышления. Каркнув, она подскочила к вожделенному предмету и, схватив его клювом, взлетела.

   Боль... Боль уже не терзала её. Только тупое покалывание изредка пробегало волной по телу, растворяясь в кончиках пальцев, почти онемевших, как и всё её тело. Она уже не чувствовала рук, прижатых к животу, только иногда пыталась шевелить ослабевшими пальцами, не ощущая тепло крови. "А может, уже вся кровь вышла из неё? Сколько в человеке крови? Наверное, мало, раз она уже ничего не чувствует". Женщина приоткрыла веки, багровый горячечный свет резкой болью ударил в глаза. "Что сейчас, день? Ночь... Сколько времени она лежит тут? Что произошло?" Она напрягала память, но сквозь тёмную пелену, окутавшую сознание, мысли гасли, растворяясь в пустоте. И вдруг, судорога воспоминания пронзила все её тело.

   "Ребёнок!" - неимоверным усилием, напрягшись, она прижала пальцы к животу, пытаясь ощутить биение ребёнка. Но пальцы, липкие от загустевшей крови, только нащупали рану.

   "Боже! - взмолилась она. - Помогите! Ребёнок!"

   Рот женщины открылся, но с потрескавшихся губ сорвался только беззвучный шёпот. Она уже не почувствовала, как холодный мокрый нос ткнулся ей в лицо и, шумно фыркнув, исчез.

   - Рон, - резкий голос позвал собаку. - Ты что там нашёл? Ко мне!

   Но овчарка только повернула голову в сторону хозяина и недовольно тявкнула: "Ты что не понимаешь? Сам иди, здесь человек!"

   - Ну, что там? - недовольно пробурчал мужчина, пробираясь сквозь колючий кустарник шиповника. - Надеюсь, ты нашёл действительно что-то интересное, а то оставлю без косточки. Чёрт! - выругался, не удержавшись, Владимир.

   Сколько он видел трупов, но тут он вздрогнул и отшатнулся, сглотнув слюну от подступившей тошноты. Перед ним лежала человеческая масса, вся в засохшей крови с прижатыми к животу крест-накрест руками.

   Владимир присел на корточки и приложил пальцы к шее: "Мёртвая!"

   И тут, словно в раздумье, сердце сделало удар, отозвавшийся слабым, почти неслышным толчком в артерии. Владимира словно подбросило. Сдёрнув с себя рубаху, он бережно накрыл тело и, бросив овчарке "охранять!", ринулся сквозь кустарник, уже не обращая внимания, как шипы вонзаются в обнажённое тело. Выскочив на поляну, достал мобильный телефон и набрал номер...

   Вокруг стояла тишина, нарушаемая только гулом трассы, пролегающей в трехстах метрах от того места, где он стоял, и карканьем растревоженных чем-то ворон. Ещё никогда так медленно не тянулось время. Он боялся подойти к женщине. Боялся, что уже не ощутит пульс сердца на её шее.

   Прошли долгие двадцать минут, прежде чем послышался вой сирены. Подпрыгивая на ухабах, к нему приближалась "скорая", следом шла оперативная машина и белый "мерседес" с проблесковыми маячками.

   Увидев, как из машины пыхтя выбирается Шершень, Владимир с облегчением вздохнул: Олег был его другом. Сотрудники по отделу добродушно посмеивались над Шершнем, обзывая Фудзиямой, намекая на его страсть к японской еде и внушительную фигуру. На что тот только добродушно посмеивался, поглаживая лысый череп.

   Следом за ним из машины выбрался судмедэксперт Снегирёв и кинолог Ковач с собакой. Шустрый кобель по кличке Ральф сразу насторожился, видимо, почуяв кровь.

   Владимир, махнув рукой вместо приветствия, повернулся и бегом направился к зарослям. Санитары "скорой" побежали за ним, держа на весу носилки. Их опередил Снегирёв, с удивительной ловкостью пролезший сквозь кустарник. Оперативник замер, прислушиваясь.

   - Носилки! - гортанно произнёс Снегирёв, словно каркнул.

   "Фу, жива!.." - с какой-то детской радостью подумал Владимир, ощутив внезапное облегчение, как будто сбросил с себя неимоверную тяжесть.

   Подошедший Шершень деловито осведомился: