И не осталось никого - страница 8
«Тебя переполняет любовь к брату твоему», — сказал Ханк Ниари, цитируя кого-то. Он вечно кого-нибудь цитировал, и мы его за это ненавидели, если только он не умничал во время пожарной тревоги, когда мы любили его как брата. За следующую неделю это чувство успевало рассеяться. Но пока оно длилось, работа была свежим родником, подлинным источником света, предметом трогательных забот любящего сообщества.
Потом наступил спад, и пожарные тревоги прекратились. Никто уже не мчался в Палатин, никто не сидел на работе до часу ночи, никого не переполняла братская любовь.
Бенни спустился с Томом в лифте. В своей искромсанной одежде Том выглядел как человек, выброшенный волной на берег после кораблекрушения, — оборванный и цепляющийся за доску. Туфли и носки он снял и оставил их в кабинете вместе с брошенными там же журналами, фотографиями своих детишек и обрезками брюк и рубашки.
— И что ты собираешься делать? — спросил Бенни.
— А что я, по-твоему, собираюсь делать? — риторически ответил Том, когда они доехали до холла. — Буду искать новую работу.
— Нет, — сказал Бенни, — Я имею в виду прямо сейчас. Что ты собираешься делать сейчас?
Они вышли из лифта. Том еще раньше вытащил все карандаши и ручки из кружки, что стояла у него на письменном столе, и теперь в руках у него была пустая кружка. Том остановился в отделанном мрамором вестибюле, глядя, как спускаются другие лифты.
— Ты когда-нибудь читал Эмерсона? — спросил Том у Бенни.
Бенни не знал, где встать. Он нам потом рассказывал, что не знал, почему они остановились в вестибюле прямо перед лифтами.
— Так что ты собираешься делать, Том?
— Послушай, что сказал Эмерсон, — заявил Том и принялся цитировать: — «Несмотря на всю нашу грошовую мудрость, несмотря на нашу губительную для души рабскую приверженность привычкам, не подлежит сомнению, что у всех людей бывают возвышенные мысли»[11]. Ты это слышал, Бенни? Слышал или мне повторить еще раз?
— Слышал.
— Они меня никогда не знали, — сказал Том, мотнув головой в сторону тех ублюдков. — Никогда.
Открылись двери первого лифта, и оттуда вышли направлявшиеся на обед служащие юридической конторы. Том выставил вперед пустую кружку.
— Помогите безработному, — попросил он, встряхивая кружку, — Эй, помогите потерявшему работу.
— Том! — позвал Бенни.
— Бенни, иди в жопу! Помогите мне, приятель. Я сегодня потерял работу.
Таким был последний час Тома.
Мы узнали это от Бенни после того, как он рассказал нам историю о Томе, его напервилльском жилище и алюминиевой бите. Когда Том узнал, что детей увезли к бабушке, он приехал в этот самый дом, и все имущество, которое в ходе бракоразводного процесса было признано его собственностью, все, что принадлежало ему и могло быть разбито или расколочено алюминиевой битой, подверглось методичному уничтожению. Угомонила Тома лишь прибывшая на место полиция.
Амбер Людвиг, плотно сбитая, фигурой похожая на моржа, с очень маленькими ручками и темными, близко посаженными глазами, сказала, что боится, как бы Том не вернулся — ну, типа, как показывают в новостях — и не перестрелял нас всех.
— Нет, правда, — сказала она. — Я думаю, он совершенно распоясался. Хотя вряд ли когда и подпоясывался.
По Амбер пока ничего заметно не было, но все и так знали. Она советовалась со всеми, делать ей аборт или нет, и, к крайнему разочарованию Ларри Новотны, склонялась к тому, чтобы не делать. В этом случае ему придется решать, что делать с женой, которая не так давно родила. Мы сочувствовали Ларри, который той весной бесконечно теребил замызганный козырек бейсболки с символикой «Кабс»[12], но еще мы думали, что ему надо было держать свой болт в штанах. Амбер мы тоже сочувствовали, но все знают — для танго нужны двое. Мы только надеялись, что они занимались этим не на наших столах.
Мы спросили Амбер, неужели она и в самом деле думает, что Том способен устроить кровавую баню.
— Да, — сказала она. — От него что угодно можно ждать. Он сумасшедший.
Мы попытались убедить ее, что такие вещи происходят только на заводах или складах, да и то только в Саутсайде[13]. Завязался спор. Вменяем ли Том? Или он просто валяет дураку? Что это с ним было на похоронах дочки Джанни, когда он разрыдался и продолжал плакать, даже когда мы зашли в бар? Разве это не доказывает, что у парня есть сердце?