И обретешь крылья... - страница 11
— Что у нас завтра утром? Может быть, устроим пробежку?
— О'кей, классная идея. И погода завтра определенно обещает быть хорошей.
— А за отелем есть маленькое озеро и лесок.
— Итак, утром, скажем, часов в одиннадцать?
— Годится!
— Ну что ж… Спокойной вам ночи!
— Спокойной ночи, Ленц!
— Спокойной ночи!
На следующий день после обеда мы были уже в Мюнхене.
Помощники сцены, звуковики, администраторы, как муравьи, носились взад и вперед. Мероприятие проводилось на территории Олимпийских игр, в рамках сорокадневного фестиваля.
Это все было задумано как альтернатива духовному оцепенению городского театра и затхлой атмосфере октябрьских фестивалей. Здесь выступали клоуны, рок-группы, комики, кабаре, была представлена классическая музыка, политические дискуссии, по меньшей мере пять палаток, оборудованных под кафе, и куча маленьких стоечек-закусочных, в том числе вегетарианских, неподалеку от которых можно было купить украшения, изделия из кожи и музыкальные инструменты. Атмосфера напоминала нечто среднее между арабским базаром, народным праздником и лондонским Гайд-парком.
Я села на деревянный стул в последнем ряду гигантского шапито, рассчитанного на три тысячи зрителей, и рассеянно блуждала взглядом по пустым рядам, затем перевела его на сцену и остановила на своей труппе, которая в этот момент занималась установкой громадного звукоусилителя. Все это для меня, для меня и моего шоу…
— Лена, — окликнул меня Густ, — ты понадобишься мне только через час для пробы звука; а пока у нас тут всякие технические проблемы, как это всегда бывает в палатках. У тебя еще есть время отдохнуть.
— Хорошо, я в таком случае пойду вздремну.
Двухэтажный гардероб выглядит как плюшевый бордель на колесах. На первом этаже стойка с закусками: огромное количество холодных закусок, шесть разных, от души наготовленных салатов, много сока, масса овощей и фруктов. Я взяла тарелку чего-то с сельдереем и отправилась в кровать. Вряд ли мне удастся заснуть — слишком взволнована; разве что только немного отдохнуть и успокоиться… Через три часа начнется…
— Эй, Ленц, ну где ты шатаешься? Пора начинать!
Том топчется на сцене и светит настольной лампой в зрительный зал.
— Да здесь я, и, между прочим, давно на своем месте!
— Ладно, значит, я подам Густу знак к началу. Через две минуты начнем. Ну, Ленц, покажи им!..
И он снова ныряет внутрь, к Густу. Когда Том за что-то берется, он делает это без дураков; стопроцентно надежно и весело.
Мой черный костюм от Тьерри Мюглер слишком короток и слишком узок — так было задумано. Плюс пятнадцатисантиметровые шпильки. Я семеню туда и сюда маленькими шажочками; делать большие шаги просто не удается.
От шапито идет пар; там внутри жарко, как в сауне, там три тысячи людей, и все пришли ко мне, ради меня, на мое шоу. Это высший взлет творческой карьеры, осуществление мечты. Чего скрывать, и на меня иногда находит — я хочу быть Тиной Тернер и страдаю от того, что это не так; но три тысячи зрителей для рок-кабаре — это абсолютный пик славы.
Тут самообладание изменяет мне. В стотысячный раз я водружаю на себя свою черно-желтую шляпку; Джей в пятый раз настроил гитару и неспокойно расхаживает по комнате.
Я хватаю его за рукав.
— Джей, — шепчу я, — ты только послушай, что там, внутри… Ты видел это… эту толпу? Я боюсь!..
— Чего? — смеется он. — Радуйся! Так и должно быть. Это же классно! Где еще у тебя было такое!
Мы с успехом давали это шоу добрую сотню раз во всех крупных немецких и австрийских городах, а здесь — игра на родном поле, он прав — нет никаких причин для волнения. И все же три тысячи зрителей — это три тысячи…
— Чего ты боишься? Ты же сделаешь это, как всегда, классно!
— Да, да… конечно.
Конечно я сделала, как всегда…
Но если б ты знал, Джей… никто не знает, как мне было…
Как в перерывах холодная стена гардероба была моей последней и единственной опорой, как я распластывалась по ней, трясясь от страха и волнения. Черный страх, болезненный, панический, животный, страх умереть и страх жить дальше, истерзанные нервы и парализованный мозг. Не так, как сейчас, когда страх — позитивная энергия, которая только ждет, чтобы превратиться в силу.