И оживут слова - страница 2
Я сочувственно ей улыбнулась и вновь посмотрела на море. Ветра почти не было, и я решила, что, скорее всего, синоптики ошиблись.
Купаться по-прежнему не хотелось, но я поудобнее обхватила матрац и шагнула в воду, еще не зная, к чему приведет этот шаг.
Я, с моей везучестью, в первый же день отпуска обгорела на солнце, поэтому сейчас на мне было длинное легкое платье, купленное на местном рынке. Выглядело это, наверное, нелепо, зато я могла спокойно растянуться на матраце и не забивать себе голову необходимостью мазаться кремом и переворачиваться с боку на бок.
Отплыв подальше от плескавшейся у берега детворы, я устроилась поудобней и закрыла глаза, стараясь выбросить все из головы.
Пожалуй, мне было хорошо. Если бы еще тугой комок недоброго предчувствия, обосновавшийся где-то в районе желудка, куда-нибудь исчез…
Чтобы немного отвлечься, я начала думать о своем романе. Об этом моем недавнем увлечении не знала ни одна живая душа: ни подруги, ни родители. Я ревностно оберегала это, в сущности, ничего не значащее хобби. Наверное, потому что оно казалось мне слишком личным. А еще было в нем что-то завораживающее.
Я не была писателем. Вот уже несколько лет я работала переводчиком, и основную часть моей работы составляли устные переводы на деловых встречах, которые никоим образом не способствовали полету художественной мысли. У меня, если верить моим университетским преподавателям, был неплохой слог, но, как мне казалось, напрочь отсутствовала фантазия. Как выяснилось, до поры.
Несколько месяцев назад в моей голове вдруг стали появляться сюжеты, и происходило это так естественно, будто я вспоминала истории о хорошо знакомых людях. Мне бы тогда насторожиться, но я с радостью окунулась в новое увлечение. Мне было уютно в выдуманном мире с выдуманными героями, красивыми, благородными, честными, такими настоящими, что мое окружение казалось мне порой лишь жалкой их тенью. Наверное, опытный психолог придумал бы этому какое-то разумное объяснение, вроде эскапизма или чего-нибудь в таком духе, и, как показало время, непременно ошибся бы.
Я была далека от психологии. Во мне жил неисправимый романтик, которому хотелось приключений, и написание истории отчасти удовлетворяло эту потребность, позволяя окунуться в придуманный мною мир. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что это был не совсем мир, а лишь маленькая его часть – город-застава.
И в тот момент мне даже не пришло в голову, что это мир придумал меня и записал в свою книгу чернилами, очень похожими на кровь.
***
« – Деда, а почему наш город называется Свирь? – мальчик лет шести отбросил в сторону пучок травы, которым до этого натирал деревянную плошку, утер рукавом вспотевший лоб и посмотрел на белолапого щенка, грызущего кость неподалеку.
Его дед, чинивший упряжь, некоторое время молчал, пытаясь поймать ускользающий ремешок подпруги и соединить его с новым. Поймал, закрепил, улыбнулся: все-таки есть еще сноровка, хоть глаза уж не те.
– Потому что строили его люди, пришедшие с Севера.
– Из-за моря? – ахнул малыш, вмиг позабыв о щенке.
– Из-за моря, – медленно повторил дед, оглядывая работу. – В год Большой войны. Укреплением он был, Малуш. Запасы еды здесь сберегали, приют тем, кто без дома да без защиты остался, давали. Да сигналили судам, что по реке шли. Вестовой огонь отсюда путь брал.
– А вестовой – это какой же? – малыш пододвинулся ближе и устроился поудобнее. Обычно дед был немногословен, но уж если что-то рассказывал, то так интересно, что дух захватывало.
– Ходоки сюда шли с вестями с внутренних земель. Оно же видишь как, – старик отложил подпругу в сторону и взялся за следующую, – город-то наш один-единственный на пути вглубь земель стоит. Пройдешь мимо него, считай, что всю землю нашу захватил.
– Да неужто нашу землю захватить можно? – засомневался малыш. – Вон она какая большая. И воинов у князя тьма…
– Воинов-то тьма. Да как их, воинов, вовремя-то упредить? Да соседей? А княжеские суда, с северным людом уговор заключившие, вести те получали. И сами передавали. Кому голубя почтового отправляли, кому факелом знак. Сколько благодаря тем вестям люду спаслось, один Перун знает. Только добра много земле этот город принес. Не раз он на защиту ее вставал. Башни-то да ворота видишь какие? Еще с тех времен. Да река быстрая. Говорят, ни разу враг в наш город так и не ступил. И мимо не смог пройти. Все в водах Стремны сгинули.