И оживут слова - страница 6

Рисовала воздушные замки,

Сочиняла принцесс и драконов,

Презирая границы и рамки,

Создавала иные законы.

Забиралась на шпили и крыши

И беспечно ходила по краю.

Мир молчал, мир, казалось, не слышал,

А потом вдруг сказал: «Поиграем?»

Сознание возвращалось медленно. Сначала вернулись звуки: плеск волн, крики чаек и негромкие чужие голоса. Потом вернулось обоняние – пахло деревом, солью, морем и… псиной. Я попыталась пошевелиться, и мой затылок прострелила острая боль. Запах усилился, вызывая тошноту. Мерное покачивание палубы только все усугубляло. Приоткрыв один глаз, я увидела над собой серое предрассветное небо, расчерченное полосами темных облаков. Где-то рядом горел фонарь, отбрасывая пляшущие тени на борта лодки. Еще одна попытка пошевелиться привела к очередному приступу тошноты.

– Очнулась, что ли, девонька?

Голос прозвучал совсем рядом, и я невольно дернулась, стараясь отодвинуться подальше от его обладателя. Плечо уперлось во что-то острое, и шуба (или что это было лохматое и пахнущее псиной?) начала сползать. Я распахнула глаза, поняв две вещи: под шубой на мне ничего нет и я действительно нахожусь на борту деревянного судна. Спасительную мысль «это сон» отогнала острая боль в горле и затылке. Во сне ведь ничего болеть не может? Правда?

Говоривший сидел рядом, глядя на меня из-под повязки, стягивавшей его лоб. Я бы не взялась определить его возраст. Волосы под повязкой были седыми, но глаза смотрели зорко. Да и руки, не перестававшие вязать рыболовную сеть, двигались проворно и ловко.

– Где я? – произнести это вслух почти не получилось, но он понял.

– Позади все, – сказал он и вдруг улыбнулся обветренными губами.

«А вот это еще вопрос!» – подумалось мне. Но испугаться всерьез не получилось. Наверное, для моего мозга все случившееся оказалось непосильным испытанием, и он пока решил просто принимать все, как есть.

– Где моя одежда? – снова проскрипела я.

Горло драло нещадно, но, по сравнению с общим положением вещей, это, пожалуй, было мелочью.

– Сушится, – он снова улыбнулся, а потом добавил: – Ох, и напугала ты нас, голубка! – и посмотрел при этом так, будто… Будто он меня знал!

– Я… Кто вы?

– Я – Улеб. Не признала? – ответил он так, словно это все объясняло.

«Улеб». Такое имя встречалось только в книгах про древнюю Русь. Неужели, правда, ролевики? Но тогда тем более откуда я могу его знать? Это какой-то розыгрыш? И все же что-то удерживало меня от того, чтобы потребовать прямого ответа, поэтому я просто осторожно произнесла:

– Хорошо… Улеб. Я… нет, не признала.

После этих слов мужчина слегка нахмурился и отложил в сторону снасти.

– Ты потерпи, – зачем-то сказал он. – Сейчас воеводу позову. Он только… потерпи. Скоро уже.

Воеводу? Скоро? Я ничего не поняла из его объяснений. Впрочем, я вообще ничего не понимала, поэтому просто сцепила руки в замок под невыносимо пахнувшей шубой и попыталась не трястись.

– К-куда мы плывем?

– К берегу.

– Господи! Я понимаю, что не в открытое море. К какому берегу? – шок наконец начал отступать, и меня все-таки затрясло. Прижав ладони к лицу, я попыталась не зарыдать в голос.

– К нашему, девонька. Да ты не тревожься так. Ишь, дрожишь, как птица. На вот – выпей.

Моей руки коснулось что-то прохладное. Я осторожно села и посмотрела на протянутую кружку. Она была деревянной, с коваными обручами. Несколько секунд я, как завороженная, разглядывала кружку, понимая, что видела что-то подобное лишь в музеях или на картинках.

– Я не могу. Меня вырвет, – наконец ответила я.

– Не вырвет, девонька. Пей.

В кружке оказалось что-то похожее на квас, только с запахом трав. Жидкость была теплой и, вопреки предчувствиям, неплохой на вкус. Но самое удивительное – желудок почти сразу успокоился.

– Мне нужно одеться, – твердо сказала я, возвращая кружку, и, спохватившись, добавила: – Спасибо.

Человек усмехнулся в бороду. Совсем по-отечески.

– Да разве на тебя тут одежду найдешь? Разве что Олегову? Так он… сам, – Улеб сделал странный жест куда-то за борт, а потом встал с ловкостью, которая мне была, пожалуй, не доступна, особенно на качающейся палубе, и отвернулся, чтобы уйти.