И пели птицы… - страница 50

– Что происходит? – спросила она. – Почему все кричат?

Стивена охватила жалость к ней. Он молча отвернулся от Лизетты и торопливо пошел к комнате Изабель. Та уже надела плащ и зеленую шляпку с пером. И выглядела теперь трогательно молодой.

– Все хорошо? – спросил Стивен. – Пошли?

Она взяла его ладонь в свою, посмотрела в серьезное лицо Стивена. Улыбнулась, кивнула и подхватила с пола чемодан.

Каждый уголок, каждый неожиданный коридорчик, что поместились под острой крышей с ее спорящими один с другим скатами, наполняли звуки голосов и шагов – тяжелых, неуверенных, стремительных и возвращавшихся, развернувшись, вспять. Кухонная дверь стучала и покачивалась на петлях, – это Маргерит и кухарка сновали между столовой и кухней под предлогом уборки посуды и замирали в коридоре, напрягая слух. Наверху лестницы появился Стивен, обнимавший рукой талию Изабель, он провел ее мимо ошеломленных взглядов и робких вопросов.

– Отправишься в ад! – повторил от дверей гостиной Азер.

Минуя эту дверь, Изабель ощутила усилившийся нажим ладони Стивена на ее поясницу. А достигнув порога дома, обернулась и увидела на изгибе лестницы бледную Лизетту. И, затрепетав, вывела Стивена в темноту ночи.

Азер приказал детям ждать на площадке лестницы, а сам направился в комнату Изабель. Сорвал с кровати одеяло, оглядел простыни. Провел по ним ладонью. Простыни были чистыми, накрахмаленными, едва-едва смятыми телом его жены. Он поднялся наверх, в комнату жильца, и сдернул одеяло, которым укрывался Стивен. Узкая кровать пребывала в несколько большем, чем у Изабель, беспорядке – то ли Стивен спал не так крепко, то ли горничная, стеля постель, прилагала меньше стараний, – но никаких свидетельств прелюбодеяния и здесь видно не было: простыни чистые, с аккуратной складкой посередке.

Азер спустился на второй этаж и начал обходить комнату за комнатой. Его раздирало желание увидеть грязь, срамоту того, что они с ним сделали, следы совершенной женой измены, пятна ее падения. И в самом пылу гнева и унижения Азер обнаружил, что к нему возвратилось низменное желание, которого он не испытывал уже многие месяцы.

Грегуар, пока отец изучал и его кровать, стоял, пораженный ужасом, на лестничной площадке. Лизетта сжимала ладонь брата, и оба они наблюдали за проявлениями презренных взрослых чувств. Азер подержал против света простыни Маргерит, ему показалось, что на них обнаружился след, однако им оказалось пятнышко пчелиного воска или полировки, оставленное ее плохо отмытой рукой. Азер перешел в гостевую, пробежался пальцами по постельному белью кровати, приложил к нему щеку, втянул носом воздух. Ничего, только запах камфоры.

В конце концов он остановился под светильником на верхней площадке лестницы, побагровевший, признавший свое поражение. Двери всех комнат настежь, постели разворочены – и без какой-либо пользы. Азер тяжело отдувался. О красной комнате он в спешке и ярости даже не вспомнил. Он забыл об узком коридорчике с простыми деревянными половицами, шедшем, загибаясь, от парковой стены дома к черной лестнице. Со времени покупки дома у него не случалось нужды заглянуть в эту комнату. Собственно говоря, Азер никогда и не видел ее в нынешнем скромном обличье, возникшем после того, как оттуда убрали оставленные прежними владельцами дома ненужные пожитки и Изабель заново убрала ее. Азер ко всему этому рук не прикладывал, и мысль о комнате выветрилась из памяти хозяина дома, как могла, опасался Стивен, выветриться и из его собственной памяти.

Стивен сидел напротив Изабель в поезде, шедшем на юг, к Суассону и Реймсу. Одержанная им победа – то, что он убедил Изабель восстать против натиска условностей и доводов рассудка, совершить трудный и опасный поступок, ввергала его в простодушный восторг. Впрочем, им владело и более глубокое ощущение счастья: рядом с ним сидела женщина, которую он любил, – мало того, женщина, от которой он впервые получил неопровержимое доказательство любви. Изабель улыбнулась и, закрыв глаза, недоверчиво покачала головой из стороны в сторону. Когда она снова открыла глаза, Стивен увидел в них полную покорность судьбе.