И придет большой дождь… - страница 13
Яркое солнце безжалостно светило сверху, сквозь пробитую крышу, освещая изнутри комнаты, засыпанные обломками мебели, штукатурки, блестками стекла.
Душно тлели ковры, сухо пылали яркие дорогие ткани…
Петр обошел дворец и попал на задний двор — цементный, пустой. В его длинной серой стене была еще одна проходная. Здесь тоже шла тяжелая борьба — телефон был разбит вдребезги, на полу бурые коврики крови.
За проходной открывался другой двор, полный длинных роскошных автомашин последних марок. Здесь уже бродили любопытные. А рядом, вдоль ряда цементных каморок, жилья челяди, сидели женщины. Не понять — были ли они старые или молодые. Они сидели, прислонившись к стене, накрыв головы покрывалами, посыпанные голубым пеплом, и тихо раскачивались.
Было что-то жуткое, сиротливое в этом безмолвном, мерно раскачивавшемся ряду горестных фигурок. Петр поднял фотоаппарат, потом побежал догонять Войтовича и Жака Ювелена, прошедших вперед и уже стоявших у стены небольшого цементного строения. Старик северянин что-то говорил им, показывая на стену. Войтович щелкал фотоаппаратом. Оглянувшись и заметив Петра, он махнул ему:
— Давай сюда!
— …и когда наш господин выбежал, — рассказывал старик, — они его схватили. Сначала они застрелили шофера — вот та большая машина — видите? Он уже завел мотор… Потом они поставили нашего господина вот здесь — у стены этой уборной, и солдат поднял пулемет. Тут выбежала старшая жена господина. «Во имя аллаха, — умоляла она, — убейте и меня!» Солдат начал стрелять. И господин и жена упали. Но господин обманул их: его невозможно убить. Его душа вылетела и превратилась в голубя. Потом она превратится в леопарда и вернется, чтобы отомстить.
Старик был дряхлый, шепелявый. Он говорил на местном языке, и Жак то и дело переспрашивал его.
— Господин брал меня в Мекку, — сказал старик. — Видите? Он ткнул пальцем в свою грязноватую чалму.
— Он был святой человек…
Петр нагнулся к стене. Она была прочерчена голубой бороздой — наискосок, словно кто-то прошелся тупым зубилом. В одном месте бурело расплесканное пятно. На земле тоже запеклась кровавая лужа. Здесь же валялся куриный пух…
— Наверное, курицу резали, — фыркнул Жак.
Старик стоял, не уходил. Затем он робко напомнил о себе:
— Батуре, даш, — что значило: «Белый человек, милостыню…»
Войтович протянул монету. Старик моментально спрятал ее в складки своего одеяния и потащился на передний двор искать новых слушателей.
— Думаешь, все-таки его убили? — спросил Анджея Петр.
— Куда отсюда выскочишь! — махнул тот на бетонные стены.
— Надо уезжать, — мрачно заявил Жак. — Я работал в этих краях пять лет, северян знаю… Быть здесь большой резне. Ведь убили премьера-то! Слыхали, что говорит старик?
Вернуться в шале, сложить вещи и прихватить с собой котенка было делом нескольких минут. Улицы по-прежнему пусты. Лишь броневики и «джипы», набитые солдатами, носились по ним на бешеных скоростях. Да еще с аэродрома время от времени взлетали старенькие самолеты, которые, покружив немного над городом, улетали куда-то в саванну.
— Только бы не закрыли дороги, — встревоженно пробормотал Жак.
Но дороги закрыли.
Едва они проскочили дворец Победы, как увидели впереди толпу. Люди тесно стояли в пыльной желтой траве по обочинам дороги и с веселым интересом наблюдали за мечущимся человеком в голубой рубахе летчика, но без форменной фуражки. Он с криками размахивал пистолетом перед носом у остолбеневшего от испуга толстяка северянина. Солдаты в надвинутых на лбы касках тем временем выкидывали из розового «мерседеса» толстяка какие-то тряпки. Три женщины, закрывши лица, испуганно жались друг к другу на заднем сиденье.
— Не знаешь, что происходит? — потрясал пистолетом летчик. — В Кадо, говоришь, собрался? А это кто? Жены?
— Да я… — Пухлые руки толстяка тряслись. — Бизнесмен…
— Везешь награбленное?
Толстяк мотал головой. Толпа была довольна спектаклем. Кое-кто из солдат тайком улыбался.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не появился зеленый «пежо» Жака. Зрители оживились — зрелище обещало стать еще интереснее — в машине сидели иностранцы!