И придут наши дети - страница 17

— Я так и знал. Ну так слушай. На футбол ходит кто хочет. И книгу покупает кто хочет. Но только писатель знает, что такое написать книгу. И только футболист знает, каково это бегать за мячом. А вот судить у нас может каждый и о футболе, и о литературе.

— Я знаю, каково бегать за мячом, и знаю, каково писать.

— Ты пишешь не книги, а только статьи.

— Это одно и то же.

— Как же одно и то же?

Прокоп встал с кресла и сверху смотрел на узкое продолговатое лицо Ивашки.

— Мне видится определенная взаимосвязь между работой наших отделов. Послушай… Вы публикуете критический материал о книге, о премьере, о какой-нибудь постановке. Скажем, это плохая книга или плохая постановка. Критика в наших газетах прямиком говорит: «Это плохо!» Она говорит об этом четко, деловито и сурово. Не так ли?

— Время от времени.

— Люди привыкают к критике. Они привыкают к критической атмосфере, привыкают к тому, что критика является составной частью нормального диалога, что вещи называются своими именами без всяких там розовых слюней и оптимистической лжи.

Прокоп с минуту молча стоял и смотрел на сидящего перед ним Даниэля. Потом продолжал:

— Если читатели привыкнут к тому, что мы можем критиковать культуру, они научатся понимать критику по вопросам экономики и в общественных делах. Критика станет частью журналистской работы, а не ее исключением. Перестанут бешено звонить телефоны, перестанут стучать кулаком по столу.

— У тебя достаточно наивное представление о литературе, — бросил Ивашка. — Переоцениваешь наши возможности.

— Ты уверен?

— Мы же не всегда можем говорить то, что думаем. Нам приходится осторожно взвешивать каждую фразу. За каждым художественным произведением — огромный труд, нельзя просто так сбросить его со стола в корзину… Иногда приходится говорить только полуправду, а иногда лишь ее треть. А иной раз больше скажешь, если промолчишь. Смотри, — Ивашка подал Прокопу какую-то рукопись, — вот это как раз такая критическая статья, о которой ты говорил. Деловая, ясная, суровая и правильная. Поэт издал плохой сборник стихов. Не получилось. Не всегда получается. Художник имеет право на творческие ошибки. И критик написал об этом, это отлично написанный критический материал. Я согласен с ним от первой до последней строчки. Но мы его не опубликуем!

Прокоп перелистал рукопись и промолчал.

— Ты уже сообразил, конечно, почему, — продолжал Ивашка. — Автор кроме этого сборника написал несколько отличных произведений. Умно ли осуждать его из-за одной-единственной ошибки? А кроме того, друг мой, здесь в игру вступают и определенные помимолитературные взаимосвязи. — Даниэль Ивашка набрал воздуха, словно хотел собраться с духом, чтобы сказать то, что намеревался: — Писатель, о котором идет речь, занимает несколько высоких постов. Имеет влияние. Как-то… как-то, знаешь, трудновато критиковать людей, имеющих такое влияние. Я не хочу уклоняться, но все-таки… То, что уже напечатано в газете, назад не отыграешь. Со временем может оказаться, что эта слабая книга всего лишь незначительный эпизод в его творчестве… А потом, потом есть тут еще один аспект. Личный. Этот поэт является членом редколлегий в ряде издательств, у него несомненный авторитет. Он способен повлиять на решение редсовета, какую книгу издавать, а какую нет. Я понесу в издательство свой сборник, а раскритикованный писатель может вдруг и забыть о том, что он великодушен… Тебе ясно? И потом… Ведь и со мной может такое случиться, глядишь, и я напишу слабую книгу. И я тоже буду ждать от других капельку снисходительности… Так что, — Даниэль Ивашка взял материал из рук Прокопа, положил его обратно в ящик стола и виновато улыбнулся, — так что эту рецензию мы не будем публиковать.

Они опять немного помолчали, словно оценивая свой разговор. Даниэль улыбнулся:

— Знаешь, о чем я думаю?

— Нет.

— Если бы я был художником, я бы нарисовал натюрморт с апельсинами. Представь себе такую картину, — раскинув руки, он мечтательно смотрел на стену, словно там картина уже висела. — Темный, почти черный фон. Нигде ничего. И только на переднем плане — апельсины в простой деревянной миске. Яркие, лучистые апельсины. На них мягко падает свет, и тебе кажется, что это маленькие солнца, так они светятся…