«И проиграли бой» - страница 3

стр.

Гарри нервно вздрогнул.

— Допивайте кофе и наливайте еще. А то прямо на ходу спите. Ничего такого не принимали?

— Это вы насчет травки какой? Нет, не балуюсь. Пить и то не пью.

Нилсон достал листок бумаги, что-то записал.

— А как вышло, что вас за бродяжничество посадили?

Джим горячо заговорил:

— Я работал в универмаге Талмана. Заведовал упаковочным отделом. Как-то вечером ходил в кино, и на обратном пути смотрю — на площади Линкольна толпа. Остановился, дай, думаю, посмотрю, в чем дело. В середине сквера — мужик какой-то говорит. Я рядом с памятником сенатору Моргану стоял, ну и взобрался на пьедестал, чтоб виднее было. Слышу сирена. А впереди — блюстители порядка. Тех, что сзади подоспели, я и не увидел; один как хряснет меня по затылку! Пришел в себя, а мне уж бродяжничество припаяли. А я после того удара долго опомниться не мог, будто пьяный ходил. Вот сюда он мне вмазал, — и приложил ладонь к основанию затылка. — Уж я им толковал, никакой я не бродяга, говорю, у меня работа есть, позвоните мистеру Уэббу, говорю, он директор талмановского универмага. Ну, они и позвонили. Уэбб спросил, где меня задержали, а сержант ему: «На митинге красных». Уэбб — на попятный, говорит, знать такого не знаю. Так, ни за что ни про что за решетку и угодил.

Нилсон снова включил электроплитку. В кофейнике забулькало.

— Вы и сейчас, Джим, словно пьяный. Что с вами?

— Сам не знаю. Будто я уже умер. Все в прошлом, все позади. Перед тем, как к вам прийти, съехал с квартиры, что снимал. Съехал, хоть еще за неделю вперед уплачено. Не хочу больше никаких ночлежек. Хочу раз и навсегда с этим покончить.

Нилсон вновь наполнил чашки.

— Вот что, Джим. Дай-ка я обрисую, что такое быть членом партии. Каждое решение ставится на всеобщее голосование, и ты можешь голосовать, но коль скоро решение принято, подчиняться нужно безоговорочно. Когда у нас бывают деньги, мы платим нашим активистам, кто в поле работает, по двадцать долларов в месяц на пропитание. Правда, я что-то не помню, чтоб у нас и впрямь водились деньги. Теперь о работе: в поле работаешь, как и все, а потом выполняешь партийные поручения. Итого, набирается шестнадцать, восемнадцать часов в день. Ешь, где придется. Ну, как, осилишь?

— Осилю!

Снова пальцы Нилсона забегали по столу.

— И учти: те, кому ты будешь стараться помочь, тебя же будут ненавидеть.

— Хорошо, учту.

— Так все-таки, почему ты решил вступить в партию?

Серые глаза полузакрылись, Джим сосредоточенно думал.

— В тюрьме были ваши партийные, — помолчав, заговорил он. — Вся моя жизнь — сплошная нескладуха. А вот у них — нет! У них есть какая-то цель. И я тоже хочу цель в жизни. Сейчас я чувствую себя так, будто уже умер. Вот и подумал: может, еще оживу?

Нилсон кивнул.

— Ясно. Ты прав. Теперь мне все ясно. В школе долго учился?

— За год до окончания бросил, пошел работать.

— А говоришь складно, как образованный.

Джим улыбнулся.

— Я много читал. Отцу это было не по душе. Говорил, я от своих отказываюсь. А я все равно читал и читал. А однажды в парке познакомился с каким-то парнем, так он мне целый список составил, что прочитать: и «Республику» Платона, и «Утопию», и Беллами, и Геродота, и Гиббона, и Маколея, и Карлайла и Прескотта, и Спинозу, и Гегеля, и Канта, и Ницше, и Шопенгауэра. Даже «Капитал» настоятельно советовал. Про себя говорил, что свихнулся на книгах; ему хотелось только знания, веру он отвергал. И книги так подбирал, что они все в одну точку метили.[1]

Гарри Нилсон заговорил не сразу.

— Пойми, почему мы так тщательно проверяем людей. Наказаний у нас только два: выговор да исключение. Я вижу, что тебе просто невмоготу без партии. Я дам тебе рекомендацию, по-моему, ты неплохой парень. Но собрание может проголосовать и против.

— Спасибо.

— А теперь скажи-ка, твою фамилию кто-нибудь из родственников носит? Ведь они могут пострадать, если ты не сменишь имя.

— Только дядя, Теодор Нолан, механик. Но фамилия у меня очень распространенная.

— Да, пожалуй. Деньги у тебя какие есть?

— Доллара три наберется. Было больше, да на похороны потратил.

— Так, ну, а жить ты где будешь?