...и Северным океаном - страница 7

Колченогий стол остался, но теперь за ним восседал завотделом Севера краевой газеты. Отдел состоял из моей персоны, разделенной на псевдонимы.

Интерес к Арктике, который всколыхнула отвага наших людей при спасении рухнувшего на льды дирижабля «Италия», подогревали все новые и новые события.

В 1932 году ледокольный пароход «Сибиряков» совершил под руководством директора Арктического института Отто Юльевича Шмидта и капитана Владимира Ивановича Воронина удивительное плавание по Северному морскому пути за одну навигацию.

Удивительное потому, что, казалось, на экспедицию обрушились все тридцать три несчастья. Заклинивание в тяжелых торосах — само собой. Затем льды обломали все лопасти винта, и судно застыло в неподвижности. Трое бессонных суток команда вручную перетаскивала сотни тонн груза на нос, чтобы корма приподнялась, дав возможность поставить запасные лопасти. Поставили, и через два дня— еще более грозная, не устранимая в рейсе авария: обломался и затонул вместе с винтом конец гребного вала. Но не сдались сибиряковцы. Поставили самодельные брезентовые паруса и, взрывая лед, вышли через Берингов пролив к открытой воде!

В 1934 году по следам «Сибирякова» отправился в рискованный пробный рейс обыкновенный, не ледокольный, пароход «Челюскин». Тщательно подготовленную экспедицию возглавил Шмидт, судно повел Воронин. После многих схваток со льдами сильно помятый «Челюскин» вошел в Берингов пролив. Оставалось преодолеть всего несколько километров, чтобы завершить победой сквозной рейс за одну навигацию.

Но тут ветер внезапно переменил направление, «Челюскина» унесло вместе со льдами в Чукотское море. Там он еще три месяца подвергался ледовым атакам. Его гибель стала неизбежной.

Последний день «Челюскина» был хмурым, мела пурга, слышались грохот и треск. Объявили аврал. Успели выгрузить продовольствие, аппаратуру, приборы, палатки, прежде чем судно, высоко подняв корму, скрылось в пучине.

Недосчитались одного — завхоза Бориса Могилевича. Среди спасшихся челюскинцев — десять женщин и две совсем маленькие девочки. Нашедшим приют на льдинах зарубежная печать предрекала почти неизбежную гибель: дурное время года, слишком отдаленное место.

На множестве карт появился кружок или звездочка «лагеря Шмидта». Для редакции я сделал в коридоре увеличенную схему северо-востока страны. Протянул к кружку пунктирные красные линии. На помощь челюскинцам шли корабли, мчались собачьи упряжки. Большая часть линий заканчивалась значком самолета.

Отовсюду к побережью Чукотки, к аэродрому на мыс Ванкарем, из разных мест стягивались самолеты.

Двадцать восемь раз пытался прорваться к лагерю пилот Анатолий Ляпидевский. При двадцать девятом вылете он посадил тяжелую машину на ледяной «пятачок» и взял на борт всех женщин и детей.

Одна за другой поднимались в небо машины Михаила Водопьянова, Николая Каманина, Маврикия Слепнева, Сигизмунда Леваневского, Ивана Доронина.

Стартовал и Молоков, наш Василий Сергеевич, линейный пилот, разведывавший из Красноярска пути Енисейского Севера. Распоряжение о вылете на помощь челюскинцам застало его в Дудинке.

Я знал Василия Сергеевича, писал о его полетах. Скорее к Надежде Ивановне! Молоковы жили в комнате, где свой столик был только у сынишки Вали. Василий Сергеевич, посасывая трубку, обычно присаживался для работы к обеденному.

Задал Надежде Ивановне лишний вопрос: беспокоится ли она за мужа? Она ответила: «А как вы думаете?» В моей корреспонденции ее ответ излагался несколько иначе: «Да, конечно. Но твердая уверенность в смелости и опытности наших летчиков не покидала меня ни на минуту». Так было принято писать.

Надежда Ивановна показала пачку серых телеграфных бланков. Из Владивостока: «Смоленском» выхожу помощь челюскинцам». Из Анадыря: «Вылет Уэлен задерживает пурга». Еще из Анадыря: «До места работы остается пятьсот тчк Ждем погоды». Из Уэлена: «Жив здоров».

Молоков на двухместном самолете ухитрялся вывозить из лагеря по шесть человек: размещал людей в парашютных ящиках, подвешенных под крыльями. Именно он установил рекорд, доставив на аэродром мыса Ванкарем