И смерть уродам - страница 28

стр.

— Если бы вы все же перерезали веревку… — удается выдавить мне, — то я по крайней мере не чувствовал бы себя таким бесполезным.

— Да я бы с радостью, — отвечает она, — но нечем… Давайте не будем терять времени, и так очень хорошо.

Гарри, который было очнулся, снова впал в совершенное забытье. Предполагаю, что это поцелуи Мэри добили его. А сейчас волна блестящих волос спадает мне на щеку, перед глазами мелькает ее нежное ушко и мой взгляд теряется в тенистых изгибах тонкой круглой шеи. Нежное тепло начинает охватывать меня, и я перестаю сердиться на этих мужиков, которые везут меня к доктору Маркусу Шутцу… неужели я наконец узнаю, кто такой этот доктор Шутц?

Этот вопрос проносится в голове, но довольно смутно, так как я чувствую себя очень далеким от всяких криминальных проблем. Машина замедляет ход, сворачивает направо на проселочную дорогу и снова мчится вперед. Этот маневр буквально приклеил меня к Мэри. Я чувствую смутные угрызения совести при мысли о Сандэй Лав. Тем временем упругий бюст Мэри расплющивается о мою грудь, и я слышу, как ее дыхание учащается. Машина подпрыгивает на колдобинах. Но вот снова тормозит, еще раз сворачивает, теперь налево, проезжает еще двести метров и резко останавливается.

Сквозь рассыпавшиеся по моему лицу светлые волосы Мэри я вижу высокую кирпичную стену.

Оба охранника вылезают из машины. Я слышу, как один из них чертыхается, потом раздается скрип тормозов еще одной машины, и вижу, как толстяк валится на землю под тяжестью молнией метнувшегося на него зверя, в то время как его напарник падает в глубокий нокаут… Узнаю работу Майка Бокански и его собачки Нуну… а также улыбающуюся лукавую физиономию Энди Зигмана.


17

Дела идут на лад

Да, это Энди и Майк, они ехали за нами и вовремя пришли на помощь. Энди Зигман открывает дверцу, достает из кармана нож и разрезает на мне веревки. Мэри Джексон продолжает неподвижно сидеть рядом. Такое впечатление, будто ей чихать на все, что происходит вокруг. Я вылезаю из машины и не могу сдержать стона. Кровь снова струится по жилам, и в первый момент меня так и корчит от боли. Майк достает дубинку и в несколько ударов этого замечательного инструмента укладывает рядом друг с другом обоих моих недавних похитителей, завершая тем самым столь удачно начатую его псом операцию, — да, теперь мальчики проснутся не скоро. Я от всей души благодарю Энди, который действительно вытащил меня из суровой переделки. А он тем временем развязывает Гарри и пытается привести его в чувство. Майк Бокански отдает мне честь, и его пес тоже, причем Майк только что в очередной раз дружески шарахнул его по заду, от чего оба испытали чувство глубокого удовлетворения.

— Я думаю, не стоит тут особо задерживаться, — говорит мне Майк, кивая на высокую кирпичную стену, у которой остановилось наше такси. — Вас, наверное, уже встречают, и если мы еще потянем резину, то они всем скопом свалятся на нашу голову.

— Вы правы, — соглашаюсь я. — Но что же делать? Неужели теперь, когда нам наконец известно, где находится логово этих господ, мы уедем, так и не узнав, что же там творится?

Я чувствую, как рука Мэри Джексон обвивает меня за шею. Она уже стоит рядом, и такое впечатление, что ей просто не терпится продолжить то, что мы так славно начали в машине.

— Сначала надо отогнать эти тачки подальше и где-нибудь припрятать, — говорит Майк. — А потом вернемся и все тут обыщем.

— Гарри уже не помощник, — говорю я. — А идти туда нужно как минимум вдвоем.

Итак, к Маркусу Шутцу со мной отправится Майк Бокански. Клянусь честью, грех пренебрегать таким напарником. Особенно если и псина тоже принимает участие в экспедиции.

Но что же нам делать с Мэри Джексон? Она все продолжает прижиматься и обниматься, только сейчас, когда мы стоим, это выглядит менее непристойно, так как она едва достает мне до плеча. Руки у меня уже окончательно размялись, и, поскольку шишки слишком плотным слоем покрывают все тело, чтобы обращать на них внимание, я чувствую себя почти в форме. Лишь бедняга Гарри напоминает мешок с песком после тренировки дюжины боксеров. Кожа вокруг глаз окрашена в прекрасный густочерный цвет, все одежда в крови — своей и противников. Он прихрамывает, с отвращением шмыгает носом и, прежде чем заговорить, делает несколько жевательных движений ртом — видимо, пересчитывают языком оставшиеся зубы.