И снова к микрофону выхожу... - страница 16

Поблагодарил я товарища Ленина за оказанное доверие и каждый день работал с ним вместе. Какие Владимир Ильич даст поручения — все выполнял.

Я наблюдал, как Владимир Ильич работал. И когда он только ел? Ночами часто сидел и работал.

Однажды хотел угостить его своим супом солдатским. Он за это сделал мне выговор. «Вы, — говорит, — откуда взяли?» Я говорю: «Осталось». — «Да что вы, буду я солдат обижать? Для солдат привезли, пусть солдаты и едят. А мне надо другой, свой».

Ильич в первые дни после революции совершенно не спал.

Надежда Константиновна тоже работала долго.

Приходил сюда ночевать. Мог в двенадцать часов ночи прийти, а уж в шесть-семь часов утра Ильича тут не захватишь.

Ильич был мягкий, добрый. Бывало, по коридору идешь, хочется вперед поздороваться с ним, но это не удавалось. Редко когда первым поздороваешься. Шагов за десять подойдешь, а он уже: «Здравствуйте, товарищ Желтышев! Как дела?»

С первого дня Ильич хуже жил, чем мы, солдаты. Кипяточек на этой самой спиртовке грели для него. А впоследствии организовали здесь столовую. Этой столовой Ильич назначил меня заведовать.

— Степан Павлович, расскажите, пожалуйста, о зеркальце, подаренном Надежде Константиновне.

— Мы с Мальковым, комендантом Смольного, спустились как-то в подвал посмотреть, что осталось после благородных девиц (до революции в Смольном был их институт). Разбили один ящик, вот это самое зеркальце там и попалось, интересным оно мне показалось, вот я его с собой и забрал.

Потом там был какой-то особенный стул, нерусский, видно, я не видел никогда таких стульев. Мне тоже он интересным показался, и я притащил его сюда. Вместе с зеркальцем.

Начали стул собирать. Собирал, собирал, ничего не получается, он, видимо, был неисправный.

Ильич глядел, глядел и стал мне помогать. Мы долго складывали. Так ничего у нас и не получилось. С улыбкой Ильич сказал: «Видимо, вещь буржуазная, хочет нас с вами перехитрить».

...Зимой 1918 года Желтышев уехал из Петрограда в отпуск к себе на родину в Уфимскую губернию.

В Смольном он получил удостоверение, подписанное Лениным и Горбуновым.

— Когда домой приехал, — продолжал рассказ Степан Павлович, — там еще Советской власти не существовало. Земская управа была. А председатель был из богатых. Имел свою мельницу. «Ага, ты, — говорит, — обратно к Ленину хочешь ехать?»

Я говорю: «Да, хочу». Прихожу к воинскому начальнику. Так и так. «Если, — говорит, — будешь много разговаривать, вон решетка, смотри. Посажу и будешь сидеть» Что я мог сделать? Несколько писем в Петроград писал. Письмо напишу — жду ответа от Ленина. А письма, видимо, далеко от нас и не уходили. Изорвут — и все.

А время идет. Подошли товарищи с фронта, более революционно настроенные, задумали менять земскую управу. Установили Советскую власть. Меня избрали в волисполком. Дали работу в земельном отделе.

Потом люди добрые меня предупредили: «Пока живой, скорей убирайся, белые!»

Я в лес спрятался, примкнул к партизанскому отряду.

Освободили наши села от белых и кулаков — начали новую жизнь...

Кончилась гражданская война, Степан Павлович Желтышев остался в родной деревне.

— В двадцать девятом году организовался у нас колхоз, — говорит он. — Я, конечно, сразу вступил. И сейчас в колхозе живу. Хоть участия в работе не принимаю, старик уже, но двадцать шесть лет подряд трудился в колхозе. Выполнял разные работы. Сперва заведовал пасекой. После этого съездил на курсы, опытником был года четыре. С этой работы ушел на Отечественную войну. Три года служил в армии. После армии председателем земельной комиссии работал.

Деревня теперь совсем другой вид имеет. Все новое стало. Когда вошли в колхоз, то еще жали жатками. Надо было после жатки вязать. Комбайны всё заменили, и тракторов у нас тоже много. Труд облегчился. Сейчас спина не заболит у колхозников. Экономически стали жить гораздо богаче. Раньше, например, когда колхоз только начинался, половина-то крестьян в лаптях ходила. А сейчас лаптей, пожалуй, нигде не найдешь.

Только у меня у одного висят лапти. Я их в сенокос ношу, сено косить хорошо в них. Нежарко, и ноги не катятся. Вот позапрошлый год надел лапти, иду дорогой. А меня колхозники обгоняют на автомашинах: «Смотрите, смотрите. Старик-то в лаптях». А я им говорю: «У меня тоже сапоги есть, не хуже ваших...»