И снятся белые снега… - страница 7
— Клянусь богом, я не слышал! Она с моими курками сидела, а я ее не видел. Вы ж посмотрите, какой у меня курятник, что там можно видеть? Или вы не верите в эту темноту? Если вы не верите, я на вас по-соседски обижусь.
— Нет, Левочка, я вам верю. Все равно спасибо вам. Я ведь думала, что она уже у кого-то в борще плавает.
— Зина, я вас сильно прошу про меня такого не думать. Как хотите, а мы соседи.
— Что вы, Лева, никогда! Вы будете брать смородину? Смотрите, какая хорошая: крупная и сухая. Берите первым, я вам уступаю.
— Нет, сперва я вам уступаю. Вы первая, а после я…
А вот меж рядами, меж возами степенно похаживает Карпо Буряк, который каждому приметен своей могучей фигурой и завидным ростом. Ему за тридцать, он ездит помощником машиниста на тепловозе. Ночью Карпо привел товарняк из Конотопа, хорошенько выспался, пока его жена Люся бегала на базар, и теперь, к полудню, вышел сюда прогуляться. Он выбрит, аккуратно причесан на пробор, от него пахнет «Шипром». Шелковая васильковая тенниска плотно обтягивает его широченные плечи, светлые брюки в черную полоску заглажены спереди острыми складками, желтые сандалеты, хотя и пропылились, но видно, что сегодня чищены.
Никакой корзины или сумки у него нет, свободные руки Карпо держит в карманах брюк. Но тем по менее он часто останавливается, разглядывает то да ее, спрашивает почем.
— Почем яйца? — интересуется Карпо у бровастой молодухи.
— По восемьдесят копеечек, — отвечает та. — Будете богато брать, так по семь рублей сотню отдам.
— Ну и яйца! — хмыкает Карпо. — Что их тебе, голуби несли?.. Почем пепенка? — спрашивает он в другом месте.
— Та два рубля видро, ну их к черту! — отвечает ему дядька, которому, видимо, надоело торговать. — Вы ж глядить, якие яблучки! Это ж мед, а не яблучки. От попробуйте…
— Ну и мед! — кривится Карпо, надкусив крупное, брызнувшее соком яблоко. — Дичок и то вкусней. — И движется дальше, доедая яблоко. — Сколько ты за порося хочешь? — спрашивает он в третьем месте.
— А будешь брать? — говорит ему хозяин. — Если будешь, то мы сговорымся.
— Ну и порося! — крутит головой Карпо. — Вон у него глаза разные: один больше, другой меньше… И сколько такой кожух? — приценивается Карпо, попав на толчок, где торгуют ношеной одеждой, старой обувью, бывшей в употреблении посудой и всякой мелочью далеко не первого сорта.
— Бери, бери, я дешево отдам! — отвечает владелец кожуха, радуясь, что нашелся покупатель.
— А мне он и даром не надо! — презрительно морщится Карпо. — А ну, покажи хомут, — просит он, добравшись до одной из автолавок.
Но продавец, сразу определив, что Карпо не его покупатель, говорит:
— Зачем тебе хомут? Ты ж все одно не купишь.
— А ты думал, куплю? Они ж у тебя бракованные, — отвечает Карпо и удаляется.
Карпо Буряк есть Карпо Буряк. Те, кто его знают, могут засвидетельствовать, что Карпо всех на свете считает дурнями, а себя умным. Он еще долго будет гулять по базару, приметный своим высоким ростом и васильковой тенниской.
Точно так же всегда приметен ростом и другой человек на базаре — милиционер Верба. Пожалуй, Верба превзошел в росте Карпа, только вдвое тоньше его, так что их никогда не спутаешь. К тому же голову Вербы украшает синяя милицейская фуражка, какой, безусловно, нет у Карпа. Эта фуражка с утра до вечера маячит на базаре, появляясь то в одном, то в другом конце его. И знает Вербу в нашем городе всяк мал и велик, поскольку, как и Демьян Демьянович Грач на своем посту, Верба служит на своем, в милиции, тоже тридцать лет. Когда-то он был простым рядовым милиционером, а теперь, пожалуйста, — старший лейтенант.
Он ходит и ходит по базару — меж рядами, меж возами, меж ларьками и грузовиками, маяча своей фуражкой, поглядывает по сторонам маленькими серыми глазками, лузгает семечки, вытирает носовым платком пот со лба, потому что… а ну, попробуй-ка целый день потоптаться на солнцепеке в суконном кителе и суконной фуражке! И многие могут спросить: а зачем он ходит, что он тут забыл, что потерял?
Но раз ходит — значит, надо. Иначе зачем Катерина Авдюшко, женщина средних лет с подкрашенными губками, оглянувшись ненароком и заметив подходившего сзади Вербу, Столь проворно смела бы со стойки в корзину свою продукцию, проворно прикрыла бы корзину платком и, облокотись на корзину, которую не успела сунуть под стойку, стала бы с интересом смотреть на небо? Вроде она затем лишь и явилась на базар, чтоб вот так постоять у стойки и полюбоваться белой тучкой, наплывавшей на солнце.