И так же падал снег - страница 24

Ну, ладно, мы еще посмотрим, чья возьмет!

Перед пасхой мы ходили с ребятами на Георгиевскую улицу, к церкви. Народу было — не пробиться. Добрались до третьей ступеньки — накинулись на нас злые старухи, костылями замахали — пришлось отступить. Но скоро Георгиевскую церковь сломают — вырвут с корнем религиозный дурман — вот мы и будем квиты!.. Обирают попы народ. Одна тетя Лиза сколько денег туда перетаскала, а все не свои, Павла Ильича накопления. То на свечку, то на просвирку, то — просто так — на поднос дьячку. Вот еще какие есть люди!..

Я одеваюсь, прислушиваясь к голосам на улице. Витька Титов с Салаваткой уже во дворе. Но не решаются мне позвонить — как условлено — «три коротких», и не свистнут в два пальца: люди по двору ходят: «Христос воскрес!» — «Воистину воскрес!» Религиозный праздник — и тут не разойдешься.

Вчера мы амбарную крысу ловили. Бегает она от одного порядка дровяников к другому, идет по прямой через весь двор — и ни на шаг в сторону не свернет, словно ее кто за невидимую ниточку тянет. И никого не боится. Обступили мы ее с двух сторон, бежим рядом: она скалится на нас — зубы мелкие, острые, спина рыжеватая, горбом. Не крыса, а какой-то хищный зверек! Уже до середины двора добежали, видим: спускается с нашей лестницы бухарский кот. Витька Титов оторвался от нас, схватил его в охапку — и назад.

— Бросай его на эту шельму! — кричали мы. — А то нырнет она в свой лаз — ищи-свищи!

Витька подбежал и, улучив удобный момент, бросил кота прямо на спину крысы. Не успели мы глазом моргнуть, как она скинула его с себя — и кот в один миг очутился на крыше. С площадки третьего этажа заорал на нас бухгалтер Григорьев:

— Хулиганы! Уши надеру, если еще раз увижу, как вы моего Ваську мучаете!

— А мы не мучаем. Мы думали — он настоящий кот! — закричали мы в ответ.

— Думали-думали! Ишь чего придумали!..

Испортил он нам все, этот тип. Живет один, ни с кем не якшается, только носится со своим бухарским котом. А он никуда не годится, этот неженка. Крыса ему как поддала, так он и улетел!..

Терпеть мы не можем этого бухгалтера Григорьева. А я его за версту обхожу. В прошлом году он приходил к моей матери свататься. По такому случаю мать накрыла стол новой скатертью, испекла пирожки с мясом. Уселись мы втроем — чинно-благородно. Я гляжу на него исподлобья, он косится на меня, не может прямо в глаза мне смотреть. Мать угощает его пирожками. Двумя пальцами, оттопырив мизинец, он берет один пирожок, кладет его в свою тарелку. «Словно дамочка — пирожное. Ну, я тебе испорчу аппетит!» — И я начинаю вилкой стучать по пустой тарелке, дробь выбивать. У бухгалтера Григорьева пятна выступают на лице.

«Так. Хорошо! Чего бы еще придумать?»

Беру пирожок, откусываю с уголка — и чавкаю, «как поросенок».

Новоявленный жених перестает жевать, откидывается к спинке стула.

— Гоша! — одергивает меня мать. — Как ты ведешь себя за столом?

Я пожимаю плечами.

— Должен вам заметить, — обращается к моей матери бухгалтер Григорьев (просто Григорьевым или по имени-отчеству никто у нас во дворе его не звал. И он сам настаивал, чтоб его звали именно так: «бухгалтер Григорьев». Он служил в банке). — Ваш сын…

— Да? Что — мой сын? — мать как-то вся подобралась, выпрямилась на стуле, вскинула голову. — Слушаю вас, Константин Яковлевич.

— Должен вам заметить, — повторил со значением бухгалтер Григорьев, — сынок ваш, видимо, трудный ребенок. Придется что-то предпринимать, — он пошевелил пальцами правой руки, как бы нащупывая витающую рядом мысль. — Придется…

Что «придется» — уже не удалось мне узнать. Мать поднялась из-за стола и четко проговорила:

— Ради своего ребенка я и приняла вас, Константин Яковлевич. А раз так, то вот — бог, а вот — порог!..

С тем и ушел бухгалтер Григорьев, а я запрыгал на стуле:

— Вот это — да! Нашелся жених! Расселся тут…

— Не говори так, Гоша! О старших так не говорят!..

— Да какой он — «старший»? Всем известно, что он старый фраер!

— Откуда у тебя такие словечки? — нахмурилась мать. — Все с улицы тащишь!..

— Ты не расстраивайся! — взял я ее за руку. — Отца я себе уже нашел.