И в сердце нож. На игле. Белое золото, черная смерть - страница 8

— Откуда мне знать?

Куколка нахмурилась, из-за чего наивное выражение, обычно не сходившее с ее лица, исчезло. У нее была коричневая кожа, стройная фигура и неплохая смекалка, которую она скрывала за глуповатой миной. На ней было оранжевое шелковое платье в обтяжку, а бижутерия могла утянуть ее на дно, случись ей оказаться в воде. Она танцевала в кабаре отеля «Парадиз», и вид у нее был преуспевающий.

— Это просто смешно — в такой момент, — сказала она и лукаво осведомилась: — А Джонни что-нибудь получит по наследству?

Аламена воздела брови. Не имела ли Куколка виды на Джонни?

— Спроси у него сама, солнышко, — посоветовала Аламена.

— Зачем? Я лучше спрошу Вала.

Аламена зловредно улыбнулась:

— Осторожнее, подруга. Дульси очень следит за девочками своего брата.

— Эта стерва лучше пусть занимается своими делами. Она так виснет на Чарли, что это просто неприлично!

— Теперь, когда умер Большой Джо, у нее только прибавится прыти, — сказала Аламена, и на лицо ее упала тень.

Когда-то она была такой же, как Куколка, но десять лет сделали свое дело. Она по-прежнему выглядела очень неплохо в фиолетовом шелковом платье с высоким воротом, но глаза говорили, что их хозяйке уже на все наплевать.

— Вэл не годится против Джонни, а Чарли не дает Дульси покоя и рано или поздно доиграется.

— Вот этого-то я и не понимаю, — озадаченно проговорила Куколка. — Чего это он так выставляется? Разве что он хочет завести Джонни.

Аламена вздохнула, и пальцы ее затеребили воротник платья.

— Надо, чтобы кто-то сказал ему: у Джонни в черепе серебряная пластинка и она, похоже, сильно давит ему на мозги.

— Разве можно что-то втолковать этому желтому негру? — возразила Куколка. — Ты только посмотри на него.

Они проводили взглядом крупного желтокожего мужчину. Он пробирался к двери, расталкивая гостей так, словно его что-то разъярило. Потом он вышел и хлопнул дверью.

— Притворяется, что недоволен тем, что Дульси и Мейми заперлись в сортире, а на самом деле он просто хочет убраться от нее подальше, пока не пришел Джонни.

— Почему бы тебе не догнать его и не смерить ему температуру? — коварно предложила Аламена. — Ты весь вечер не выпускала его руки.

— Меня совершенно не интересует этот любимец пьяниц, — сказала Куколка.

Чинк работал барменом в Университетском клубе на Восточной 48-й улице. Он неплохо зарабатывал, общался с гарлемскими пижонами и мог иметь десятки таких, как Куколка.

— С каких это пор он тебя не, интересует? — саркастически осведомилась Аламена. — С тех пор как он ушел и хлопнул дверью?

— Так или иначе, мне надо найти Вала, — буркнула Куколка. Она отошла от Аламены и вскоре удалилась из квартиры.

Мейми Пуллен сидела на опущенной крышке унитаза и говорила:

— Дульси, детка, держись подальше от Чарли Чинка. Я очень за тебя волнуюсь.

Дульси скорчила рожицу своему собственному отражению в зеркале. Она стояла прижавшись к краю раковины, отчего ее облегающее платье соблазнительно натянулось на круглых ягодицах.

— Я стараюсь, тетя Мейми, — сказала она, похлопывая по своим желто-оранжевым кудряшкам, окаймлявшим ее оливковое личико, похожее на сердечко. — Но вы же знаете Чарли. Он постоянно маячит у меня перед глазами, хоть и знает, что мне до него нет дела.

Мейми скептически хмыкнула. Она не одобряла нынешнюю гарлемскую моду на чернокожих блондинок. Ее тревожные старческие глаза уставились на вызывающую пестроту Дульси: переливающиеся всеми цветами радуги туфли на высоченном каблуке, ожерелье из розового жемчуга, часики с брильянтами, браслет с изумрудом, еще один тяжелый браслет из золота, два брильянтовых кольца на левой руке и рубиновое кольцо на правой. Розовые жемчужины в серьгах походили на окаменевшие и увеличенные до невозможности икринки.

Окончив осмотр Дульси, Мейми изрекла:

— Могу сказать одно, милочка: зря ты так сегодня расфуфырилась…

Дульси яростно взметнула свои глаза с длинными ресницами, но, натолкнувшись на критический взгляд старухи, тут же их опустила, уставилась на простые мужские туфли Мейми, видневшиеся из-под черного длинного шелкового платья.

— Чем плох мой вид? — воинственно осведомилась Дульси.