И.В. Сталин смеётся. Юмор вождя народов - страница 19
И каждый, кого он спрашивал, толковал сей ребус по-разному. Но никому не пришло на ум, что это, возможно, всего лишь действительная забота о самочувствии писателя, которого (внятно или невнятно) знает страна.
Однако на всякий случай его перестали печатать. Впрочем, этот оплошавший писатель жил долго и помер своей смертью…
Во время авиационного парада на летном поле Центрального аэродрома 2 мая 1935 г. Сталин задержался у истребителя И-6. Чкалов В. П. ответил на вопросы о самолете. Сталин уже знал летчика по рассказам. Внимательно выслушав его, спросил:
— А почему вы не пользуетесь парашютом?
— Я летаю на опытных, очень ценных машинах, — ответил Чкалов. — Их надо беречь во что бы то ни стало. Вот и тянешь до аэродрома, стараешься спасти машину.
Сталин сказал серьезно:
— Ваша жизнь дороже нам любой машины. Надо обязательно пользоваться парашютом, если есть необходимость!
На приеме в Кремле Сталин подошел с рюмкой к столу, за которым сидел Чкалов:
— Хочу выпить за ваше здоровье. Валерий Павлович!
— Спасибо, оно у меня и так прекрасное, — не стушевался Чкалов. — Давайте лучше, Иосиф Виссарионович, выпьем за ваше здоровье!
В рюмочке Сталина был «Боржоми» или «Нарзан» — видно по пузырькам на стенках. Чкалов налил два фужера водки, взял у Сталина рюмку и, отдавая ему фужер, добавил:
— Выпьем, Иосиф Виссарионович, на брудершафт!
Сталин едва пригубил, Чкалов же выпил всё до дна, обнял Сталина за шею, к немалому беспокойству охраны…
Рассказывал Герой Советского Союза Г. Ф. Байдуков: «Чекисты побелели, когда на приеме Чкалов полез к Сталину пить на брудершафт. Они попросили меня подействовать на Чкалова, а я им говорю: „Ничего, все образуется“. И действительно, Сталин выпил с ним на брудершафт, и они перешли на „ты“».
РАЗНОЕ
Сталин не заканчивал университетов. Однако он, начиная еще с периода пребывания в Тифлисской духовной семинарии, настойчиво, на ощупь, вырабатывал собственную систему образования. И, прежде всего, через систематическое чтение. Однажды он сам обмолвился: «Было время, когда я прочитывал до пятисот страниц в день. Причем, невзирая на какие-либо обстоятельства».
Непримиримый сталинский враг Лев Троцкий приводит такой эпизод.
В 1908 г. Сталин находился в Бакинской тюрьме: «…на первый день Пасхи рота Сальянского полка избивала без исключения политических, пропуская их сквозь строй. Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках».
Еще один пример из этого же тюремного периода жизни Сталина.
«Среди заключенных находились лица, которые вчера или сегодня были приговорены к смерти и с часу на час ждали своей судьбы. „Смертники“ ели и спали вместе с остальными. На глазах арестантов их выводили ночью и вешали в тюремном дворе, так что в камере были слышны крики и стоны казненных. Всех заключенных трепала нервная лихорадка. Коба крепко спал или спокойно зубрил эсперанто (он находил, что эсперанто — будущий язык Интернационала)».
Он мало говорил, много делал, много встречался по делам с людьми, редко давал интервью, редко выступал и достиг того, что каждое его слово взвешивалось и ценилось не только у нас, но и во всем мире.
Говорил он ясно, просто, последовательно: мысли, которые хотел вдолбить в головы, вдалбливал прочно и, в нашем представлении никогда не обещал того, что не делал впоследствии…
В своих выступлениях Сталин был безапелляционен, но прост. С людьми — это мы иногда видели в кинохронике — держался просто. Одевался просто, одинаково. В нем не чувствовалось ничего показного, никаких внешних претензий на величие или избранность.
И это соответствовало нашим представлениям о том, каким должен быть человек, стоящий во главе партии.
В итоге Сталин был всё это вкупе: все эти ощущения, все эти реальные, дорисованные нами, положительные черты руководителя партии и государства.
— Сталин знал хорошо античный мир и мифологию. Это сторона у него очень сильная. Он над собой много работал… Политика? Он всю жизнь политикой занимался… Тихо немножко говорил, но, если есть акустика… Не любил быстро. Рассудительно, вместе с тем довольно художественно. Иногда неправильно делал ударение, но редко.