И ветры гуляют на пепелищах… - страница 26

Хлеб был кислым, с отрубями, налипал на зубах. Но Юргис успел проголодаться и стал с жадностью жевать подгорелую краюшку.

— Эсчо вод? — спросил монах, когда Юргис отнял от губ опустошенный кувшин.

— Хватит.

— Корош. Путет кофорит. — Однако сесть монах Юргиса не пригласил. Дальше он заговорил по-своему, а Юргису слова его передавал толмач.

— Зачем отвязал от столба осужденного врага веры?

— У него на лбу не было написано, кто он таков. А божий закон требует, чтобы земле отдали, что ей причитается. Всякое живое создание наделено своей душой, и ей полагается свое. Если веревку свили, чтобы обвязать воз, нельзя кидать ее в грязь или вязать свиней.

— Языческая речь. У тебя глаза слезятся. От еретической проповеди и от чтения еретических писаний?

— Священник немецкий видит: я не плачу. Держусь того, чему меня учили в святом приюте. «Бог создал человека из земли, и в землю человек отойдет». Да славится господь вовеки.

— Господь славится теми, кто его почитает. Однако нет предела гневу господню на лжепророков. Еретических пастырей и старейшин господь не милует.

— Бог милостив.

— Не к тому, что от сатаны. Бог спросил сатану: откуда ты пришел? И сатана отвечал: я ходил по земле и обошел ее.

— Сатана, это верно, обошел землю. А посланный всевышним пришел к людям и проповедовал крещение, отвращение от греха и отпущение грехов.

— Посланец господень был один. А в наше время развелось сверх меры таких, кто лишь притворяется, что идет за господом. Слишком многие принялись толковать писание и сочинять мирские книги, исполненные сатанинских мудрствований.

— Но разве же катеградский иерей…

— Катеградский служитель предался дьяволу. И понес кару, какой был достоин. Где истинная набожность, там нет места ереси.

— В Ерсике до ее разрушения мирно уживались и священники из Пскова и Полоцка, и латинские проповедники. В ерсикской церкви…

— В ерсикской церкви! В Ерсикском замке правил колдун, злой колдун, — разгорячился черный монах. — В воротную башню, на самом берегу Даугавы, было вделано длинное бревно с подобным руке захватом на конце. Едва какое-либо судно пыталось проплыть мимо без остановки, колдун поворачивал бревно, и рука выхватывала с корабля людей, коих колдун там же на берегу разрывал и пожирал. Когда жалобы корабельщиков дошли до слуха святого епископа Альберта, сей слуга господень воссел на белого коня, вооружился святым мечом и двинулся, чтобы покарать колдуна. Узрев святого всадника, колдун обратился в дракона и набросился на белого коня. Однако меч епископа Альберта рассек его пополам, и колдун канул в пучину вод Даугавы. С той поры путь по Даугаве стал безопасным.

— В Ерсике предали огню замок и город.

— Их испепелило пламя из глотки дракона. Зато все истинно верующие люди освободились от власти слуг колдуна, иначе говоря — сатаны. В крае не осталось более почти ни единого греховодника, кто противился бы римской богоматери. Сын поповский должен знать: также и священник Ерсикского замка ныне послушен словам Рима.

— Ерсикский священник так не может!..

— Мудрость божия и милосердие пресвятой девы неисповедимы. Пришедшему из Полоцка будет позволено самому убедиться. Он сможет встретиться с пастырем из бывшей Ерсики в Пилишках.

— Пришедшему из Полоцка не подобает одному пускаться в дальний путь на Пилишки. Леса кишат хищниками, дороги — охотниками за рабами, — сказал Юргису черный катеградский монах. — Путника проводят до самых пилишских ворот.

Проводят, значит… Не так уж Юргис был доверчив, чтобы не понять: есть у тевтона свои особые, тайные причины. Не столько охранять Юргиса от опасностей, сколько приглядеть, чтобы не встретился он со своими прежними спутниками. Миклас и Степа остались на свободе. Иначе Юргиса не спрашивали бы: «Кто из них как одет? Какой масти были полоцкие лошади?»

В путь Юргис тронулся в сопровождении четырех ратников. Со стороны глядя можно было подумать: едет знатный человек.

Трясясь в седле, Юргис безмолвно поглядывал на жителей озерного края, гнувших спины на полях и лугах. Тут рыли межевые канавы, там окружали недавно раскорчеванные участки оградой из карчей и сучьев. Местами работавших собиралось помногу, и распоряжались ими не старейшины, как было в полоцких землях и на Темень-острове, но вооруженные молодцы — кое-кто из них, казалось, носил даже кольчугу.