И ветры гуляют на пепелищах… - страница 49
Нет, Юргис-книжник, неразумным было, сверх меры неразумным безудержное чтение древних мыслителей в монастырском скриптории. Того же Гераклита. О вечно живом огне, что непрерывно изменяется, тут сгущаясь, там разрежаясь, вдруг вспыхивая и умножая в людях смелость, честность и самоотверженность.
Что толку от полученного у дохристианских мудрецов понимания того, что судьбу племен и целых народов определяют пророки и правители, чьи цели могут быть противоположны: у одних — призыв к благородному сознанию, у других — подчинение плотским страстям. И что по этой причине всякий, принадлежащий к людскому роду и наделенный разумом, должен стремиться к братству с первыми и ратовать против вторых.
— А-а-а!..
Снова — отчаянный вопль тонущего. Обман перенапряженного слуха? Или действительно только что кричал в ужасе человек? Истошный крик еще одного мученика за стенами Юргисовой темницы? Вот за этой самой стеной, вроде бы, откуда сейчас доносится стук.
Юргис приложил ухо к стене, сложенной из известняка пополам с красными кирпичами, напряг слух.
В Полоцком монастыре в пору приезда епископских или княжеских ближних людей старые, наученные хитростям монахи нередко подслушивали, о чем велись разговоры в соседней келье: прижимали к стене блюдце из тонкой греческой глины или белого камня, а к блюдцу — ухо. Порой любопытство оставалось неудовлетворенным, но чаще услышать удавалось, и тогда черноризцы напускали на себя многозначительный вид. Однако тут, в подвале, у Юргиса не было блюдец, звонких, как колокольцы, и уху приходилось улавливать звуки прямо через камни. Он стукнул несколько раз кулаком в стену в том месте, где послышался звук. Насторожился. Но ответа не было. Не иначе — он ослышался и принял стук упавшего снаружи камня за зов из соседней клетушки.
«Епископ Николай строит свой замок из камней и человеческих костей! — с ужасом передавали в Гедушах, в загоне для пленников, пригнанных кто из Ерсики, кто из земли селов. — В основание главной башни заложены кости замученных латгалов и людей из соседних земель. В стену всякого воздвигнутого немчинами укрепления вмурованы не одни лишь валуны, но и черепа людей. Сколько людей сгинуло тут, перетаскивая камни с дальних полей и от реки, поднимая и повертывая их, чтобы уложить в ряд кладки?..»
Однако собранным в гедушском загоне пленникам было невдомек, каким дьявольски огромным был начатый епископом Николаем Круста Пиле, Крестовый замок. Угловые башни отстояли одна от другой на таком расстоянии, на каком уместилась бы вся ограда обширного поселения. А валуны и битый камень добывали не только для стен епископского замка, но и для домов дружинников и управителя, для амбаров, кладовых, для конюшен, мельничных сараев, кузниц, для каменных заборов…
Заскрипела и стукнула задвижка по ту сторону двери. Пронзительно визжа, как побитая собака под палкой, отворились сколоченные из толстых плах и схваченные железными скрепами створки.
«Мучить пришли?..»
Нет, всего лишь за бадьей с нечистотами. Старики-невольники, такие, кто еще дышит и ковыляет, но в строительном деле может быть разве только помехой. А в рыцарских подвалах должна быть чистота не меньшая, чем в конюшне хотя бы. Иначе вонь от мочи и кала станет донимать самого правителя, его гостей и приближенных. Поэтому старики под присмотром стражей раз в сутки приходили прибрать в клетушках узников. Заменить пустые туеса на налитые водой, принести холодную похлебку и кусок с кулак величиной называвшейся хлебом лепешки из лузги. Вооруженные алебардами стражи стояли в это время в дверях, приглядывая и за узниками, и за уборщиками, а когда бывали не в духе — приказывали узникам топтаться на полу каменного мешка, либо стоять неподвижно с поднятыми руками.
Но на сей раз кроме уборщиков и стража в клетушку к Юргису вошел еще кто-то. Сутуловатый человек в длиннополом подпоясанном кафтане, в меховой шапке, с палкой в руке. Остановился близ двери, а когда рабы уже вынесли нечистоты и принесли воду и еду, протиснулся мимо стража и приблизился к Юргису.
— Какой же видится сегодня святая гора небесная Юргису-поповичу? — прокряхтел он.