11 сентября. Сельга. На дворе полное затишье, низкое небо, туман, без дождя. Озеро с опрокинутыми в него лесами бестрепетно. На небе семейство ласточек-сеголеток: летают, радуются умению летать. Да и как не порадоваться?! Пора в дорогу к другим берегам.
Вышел, постоял на траве, на росе, стало так, как будто в первый раз только увидел, не надышался. Захотелось остаться, стало жаль расставаться...
По радио сказали, что девятого, четырнадцатого и двадцать первого сентября возможен дискомфорт для гипертоников. Я, гипертоник второй степени, девятого парился как очумелый, хлестал себя можжевеловым веником в черном зеве топленной по-черному, то есть курной баньки, полоскался в ручье, как воробей в луже, выпил полбутылки водки; дискомфорт обуял меня десятого, легкий, с маленького похмелья.
Ночью прикидывал, давал себе отчет, стал ли я человеком, как предполагал по прибытии в Чухарию. Ответа не нашел, да его и не бывает: становление человека заканчивается, когда... Затем поминальные речи, каким он был человеком.
Господи! Выглянуло солнышко, и так зарделись наши рябины, наши калины! Озолотились лиственные умытые леса на том берегу.
Бегу!