И занавес опускается - страница 5

Я бросил взгляд на мёртвую девушку, которая сейчас находилась слева от нас.

— Кто она?

— Анни Жермен. Одна из хористок в пьесе «Дочери пастуха», который они ставят тут уже три недели. И, естественно, у обычных хористок не бывает подобных нарядов. Она накрашена и одета, как ведущая актриса.

— Есть идеи, почему? — поинтересовался я.

— Пока нет.

Малвани направился к центру сцены и остановился рядом с телом, полностью погружённый в свои мысли и глядя на юную актрису так, словно видел её впервые в жизни.

— По словам Льва Айзмана — художественного руководителя — всё, что на ней надето, принадлежит мисс Боуэн, даже бижутерия и парик. И всё это было заперто в шкафчике мисс Боуэн. Ключ пропал, и нет никаких признаков взлома.

— И рядом с жертвой ключ не нашли?

— Нет, — покачал головой Малвани. — И мисс Жермен обычно выглядит совершенно по-другому. В связи с этим возникает вопрос: она сама переоделась, или это дело рук её убийцы?

Я посмотрел в невидящие голубые глаза.

— Как она умерла?

— Понятия не имею, — Малвани прислонился к краю сцены и провёл рукой по короткому стриженому «ёжику» на лысеющей голове. — Я не смог найти на теле ни одной подсказки, ни одной отметины.

Малвани достал из кармана часы и посмотрел на время.

— Почти полдень. Какого чёрта Уилкокс так задерживается?

Коронер был профессионалом и серьёзно относился к своим обязанностям, хотя немногословная манера общения не прибавляла ему друзей.

И заставлять ждать человека в должности Малвани без какой-либо причины было совершенно не в его правилах.

— Где он?

Малвани не ответил.

Отбросив в стороны портьеры, на сцену, громко причитая, бросилась женщина. За ней семенил мужчина. Наверно, он и есть художественный руководитель.

Это был крупный мужчина лет сорока с густыми чёрными волосами и резкими чертами лица. Женщина же находилась в истерике, и речь её была практически бессвязна. Я улавливал лишь обрывки фраз: «моё платье», «виновата, виновата».

Наконец, мистер Айзман схватил женщину за руку и заставил остановиться. Её длинные каштановые волосы, завитые в мелкие кудряшки, рассыпались по плечам.

— Послушай меня, — резко и зло прошипел он. — Прекращай это. Только подумай, что будет, если рассказы о твоём поведении просочатся за пределы театра!

Что он говорил дальше, мы не расслышали, но слова возымели должный эффект: женщина моментально прекратила истерику и лишь изредка всхлипывала. И то это было больше похоже на икоту.

— Мне надо с ними разговаривать именно сейчас? — она посмотрела прямо на нас.

Мистер Айзман ответил спокойно, но в его словах определённо сквозило предупреждение.

— Ты же не хочешь, чтобы мистер Фроман услышал, что ты не идёшь на сотрудничество с полицией, ведь так?

— Мисс Боуэн, — обратился к ней Малвани, делая шаг вперёд, — присядьте, пожалуйста.

Он жестом указал на один из трёх металлических стульев, стоящих за занавесом в стороне от сцены.

Здесь, за портьерами, находилась организованная небольшая площадка для актёров, ожидающих своего выхода на сцену. Пространство было небольшим, поэтому, когда Малвани и мисс Боуэн сели на стулья, их колени почти соприкасались. Мы с мистером Айзманом остались стоять.

Зато теперь мы хотя бы не видели труп на сцене.

Лили Боуэн бросила на нас взгляд и прикусила губу.

— Мы не станем беспокоить вас множеством вопросов. Мы понимаем, что вам сейчас тяжело.

Малвани удалось добавить в голос нотку сочувствия и понимания. Но говорил он по-прежнему быстро, и я видел, насколько ему не терпится закончить этот опрос и получить ответы.

— Вы хорошо знали мисс Жермен?

— Естественно, нет! — раздражённо воскликнула дива. — Она состояла простой певичкой в хоре.

Каждое её слово было пропитано возмущением, но тут она поймала неодобрительный взгляд мистера Айзмана, тяжело сглотнула и перефразировала:

— Мы с мисс Жермен не были особо близки, но я видела её на репетициях с самого их начала, и мне очень жаль, что с ней такое произошло.

— Когда вы видели её в последний раз? — Малвани быстро задавал вопросы.

— Прошлым вечером около одиннадцати часов. Она ждала у двери, когда я уходила.

— Кто ещё был в тот момент в театре?