Идеал одержимого - страница 2

стр.

Такие люди, как Том, не дают пустых обещаний, в которых никогда не будет больно, он обещает вечные дожди и заморозки, что может быть в разы хуже, но Гарри соглашается, целуя в ответ.

В летние дни Том отвечает на письма, пропитывая их ароматом парфюма с нотками мускуса, который пьянит, а как только они прибывают в Хогвартс на шестой курс — Том зачитывает запрещённые заклинания наизусть и размышляет о тёмном магическом искусстве перед сном, словно читает сказки, чтобы Гарри заснул. Затем он мягко касается чужих волос и вздыхает аромат полуденного солнца.

Если Том — стужа, то Гарри — зной.

Союз их — тьма, существующая с ослепительным светом, холод, бушующий со строптивым жаром. Они дополняют друг друга, как солнце дополняет луну, не дав ей обрушиться на землю безжалостным градом. Гарри — солнечный лев, храбрый и благородный, верный своим принципам и друзьям. Он — завершенная композиция, вобравшая в себя всё лучшее. Том — яркость путеводной звезды, пленительный и остроумный, искусный в переходе границ нравственности. Он — черта между возрождением и погибелью, любовью и ненавистью.

Также Гарри решительный и считает, что лучше держать злую гадюку у себя в аквариуме, чем дать ей волю. Но Том с этим не может согласиться, поэтому после окончания Хогвартса пропадает на несколько лет, не заботясь о чужих чувствах.

— Всё ещё сердишься? — интересуется Том, расстёгивая длинными пальцами одну пуговицу за другой на своей накрахмаленной рубашке.

Эмоциональная зависимость у Гарри, как удушающая змея, сжимается вокруг шеи.

— Всё ещё стесняешься своих чувств и бежишь от них? — в тон Реддлу интересуется Поттер, но ближе не подходит, боясь, что первым делом ударит паршивца как тогда, на пятом курсе.

В алых глазах пляшет тягучая ярость, и всего на мгновение пальцы Тома дёргаются, нарушая мерный ритм, но Гарри и этого хватает.

— Пропал на семь лет, не предупредив. До меня только доходили слухи от твоих верных псов, что ты слоняешься по миру в поисках древней магии, будто тебе и так мало величия.

— Отчасти так всё и было, — просто подтверждает Том, так же аккуратно снимая рубашку и вешая на стул. — Но стоит заметить, что это сейчас не особо важно, Гарри.

От такой наглости Поттер на секунду теряет дар речи, не веря. Он знает, что Реддл самоуверен, но чтобы настолько. Тома даже не останавливает факт, что он бросил Гарри на долгие семь лет, а потом аппарировал, как ни в чём не бывало, в дом на Гриммо, прямо в комнату Поттера, с кольцом на безымянном пальце и бесстрастным видом.

— Боюсь, что я не смогу, — так же спокойно произносит Гарри, совсем не ощущая этого спокойствия. — Нам могут помешать.

Том удивлённо приподнимает бровь.

Приглушённый свет в комнате не играет на руку Гарри, когда он всё же скользит взглядом по совершенному телу Реддла, очерчивая каждый мускул и выступ, но больше всего ему хочется развернуть Тома спиной и обвести пальцами каждый позвонок. Он всё ещё помнит каково это чувство.

— И кто же нам помешает? — с ноткой угрозы в голосе интересуется Реддл, не двигаясь с места.

Между ними наэлектризовывается пространство, искрит, и вот-вот грянет чудовищной грозой. Воздух становится тяжёлым, вынуждая дышать глубже, словно лёгкие опасаются впускать в себя столь много распалённого.

Гарри кивает на кольцо, которое спокойно лежит на дубовом столе. Том в ответ только хмурится, задумавшись, отчего между бровями пролегает глубокая морщинка. В своё время Поттер проводил по ней подушечками пальцем, разглаживал и целовал.

Гарри, как и многие люди с чувством самосохранения (хотя Рон скажет, что его у него нет), считает Тома опасным, видя, как люди, приближённые к его персоне, пресмыкаются перед ним и борются за внимание, ища любую возможность пасть ниц к его ногам и преподнести подношение, лишь бы быть ближе и греться в его морозном величии. Реддл умелый манипулятор, знающий какие нити нужно потянуть, чтобы за ним следовали. Но в этой игре возможно напороться на обратный эффект, чем Гарри и пользуется. Реддл манипулятор, спору нет, но он всё ещё не сведущ в вопросах чувств так, как Поттер, у него всё ещё нет ни единого козыря в рукаве, когда они говорят об эмоциях.