Идегей - страница 18

Поклонившись, молвил он:

«Эй, сорок мужей, сорок мужей,

Сорок из сорока сторон!

Где ваша честь — я не пойму!

Зачем вы стали рабами тому,

Кто по сравненью с вами — прах?»

Был старик среди сорока,

Назывался Кулчурой[49].

Был таков ответ старика:

«Все мы, сорок, взяты в полон,

Сорок из сорока сторон.

Вопрошаешь ты: почему

Стали мы рабами тому,

Кто, как и мы, ничтожный прах?

Как сумею ответ держать?

Как посмеешь ты нас винить?

Одна у раба забота: сбежать.

Одна у бия работа: казнить.

Из Кара-Тииновых рук

Ни одному из рабов и слуг

Не удавался ещё побег!

Не в силах ни один человек

Голову гяуру отсечь!

Не видать нам свободы, пока

Не снимут эту голову с плеч!

Тот, кто воздвиг для бездомных дом,

Тот, кто стал для рабов вождём,

Для безлошадного стал конём,

Для заблудившегося — путём,

Для страждущего — врачом,

Для жаждущего — питьём,

Кто посохом для пешехода стал,

Опорою для народа стал,—

Есть, говорят, муж Идегей,

Но как мы его найдём?»

Плакали сорок мужей,

Когда говорил Кулчура,

Взглянул на Идегея старик

И воина жалея, поник,

И ещё сказал Кулчура:

«Волоса твои — луна в ночи,

От лица исходят лучи.

Видимо, ты — достойный джигит.

Перед тобой дорога лежит:

Кто ею пойдёт — гибель найдёт.

А кто не пойдёт — к цели придёт.

Пока ты жив и здоров,

Не стань одним из рабов

Проклятого Юсунчи!

Не знай нашей доли ты!

По собственной воле ты

Не стань рабом Юсунчи:

Берегом, низом скачи!»

Так молвил один из сорока.

Не внял Идегей словам старика.

К берегу не спустился он,

Низом в путь не пустился он.

Истинным был мужчиной он!

Поступью твёрдой и чинной он,

Мужественно, как всегда,

Направился на коне туда,

Где высился величавый шатёр,

Белый тридцатиглавый шатёр.

Остановился он у шатра,

Где были жерди из серебра,

Из кости мамонта — чингарак[50].

Перед широкой дверью лёг

Мелом выбеленный порог,

Стены украшены резьбой…

Видимо, от головы своей

Отказаться решил Идегей!

Спешился, к тополю привязал

Чубарого своего коня,

В руки меч дамасский взял.

«Увижу, каков он, Кара-Тиин

Своими глазами теперь.

Если умру — умру, борясь!»

Так подумав, толкнул он дверь,

Вступил в шатёр, никого не боясь.

Кара-Тиин в шатре возлежал.

Так возлежал в своём шатре,

Что даже Идегей задрожал!

Он возлежал подобно горе,

Сам он — железу подобен был,

Вид его страшен и злобен был,

Вид его приводил в озноб.

Как скалу, он выпятил зоб.

Брюхо выпятил, как скалу.

Голова его — в дальнем углу,

Ноги-грабли достигли дверей

У него, владельца рабов

Руки толще двух коробов.

Встанет он — будет выше звёзд.

Сядет он — скажут: горный уступ.

Грудь раскинута, будто мост,

Кисть раскинута, будто сруб.

Уши его — как два щита.

Биться с ним — одна тщета:

Перед ним и дуб — деревцо!

Прямо взглянешь ему в лицо —

Увидишь собственную беду!

Смотрит Идегей, не дыша.

В голову бросилась душа.

«Это смерть моя», — он решил.

И взглянул опять Идегей.

Он взглянул на стену с резьбой —

Увидал балдахин голубой:

Гурия восседала под ним.

Гурия заблистала пред ним!

Отрадна как слава была,

Нарядна как пава была,

Как белый лебедь бела,

Чарует она и пьянит.

Золотострунный кубыз

В руках у неё звенит.

И, рыдая, поёт она,

Золотая звенит струна:

«Мой отец был Шах-Тимир.

Я — дочерью шаха была.

И была как лебедь бела.

Но вывернул, связал гяур

Лебединые руки мои.

Бесконечны муки мои,

Наказана я судьбой:

Я гяуру стала рабой,

Гнусного старца я раба.

Мой хозяин — Алып-Бабá!»

Сказал тогда муж Идегей:

«Если отец твой Шах-Тимир,

Перед которым трепещет мир;

Если сама ты — Акбиляк,

Белорукая госпожа;

Если тебя связал гяур,

В чёрной неволе тебя держа;

Если Алып-Бабá превратил

Тебя в наложницу свою;

Если я старика убью;

Если я тебя, госпожу,

Благополучно освобожу;

Если тебя отцу вручу,—

Что я в награду получу?»

Так отвечала Акбиляк:

«Если Алыпа ты победишь,

Если меня освободишь,

Если Тимиру доставишь меня,—

Мой отец тебе даст коня,

Он тебе шубу-одежду даст,

Он тебе столицу даст,

Душе твоей — надежду даст,

Для удоя — кобылицу даст,

Край вечнозелёный даст,

Меня тебе он в жёны даст,

Тебя назначит за подвиг твой

Войска своего главой,

Всё, что ты попросишь, даст!»

И сказала ещё Акбиляк:

«Ты с волосами, как месяц в ночи.

Ты, чьё лицо — как солнца лучи!

Видимо, ты — достойный джигит!

Страшный путь пред тобой лежит:

К Кара-Тиину тебя приведёт,