Идегей - страница 43
Привели к султану в шатёр,
И Кадырберды молодой
С тем Джанбаем повёл разговор:
«Дом нугаев — великий Дом.
Токтамыш господствовал в нём.
Даровав народу покой,
Возглавлял он девять держав.
Токтамышу ты был слугой,
А сегодня, совесть поправ,
Ты к кому в услуженье пошёл?
И кому ты помог воссесть
На мой мраморный в злате престол?
О Джанбай, где твой стыд и честь?»
Так ответствовал хитрый Джанбай:
«Правду сущую ты говоришь.
Был владыкой моим Токтамыш,
Был ему я бием-слугой.
Все мы были тобою горды.
А сегодня, Кадырберды,
Кем ты стал? И я сам — кто такой?
О Кадырберды, пожалей,
Мой султан, ложку крови моей:
Послужить я тебе хочу,
Нурадына тебе вручу».
И Джанбая, чьё дело — обман,
Отпустил молодой султан.
К Нурадыну помчался хитрец
И сказал, вступив во дворец:
«Нурадын, ты сегодня мой хан,
Я сегодня твой верный слуга.
Коль удача тебе дорога,
Дай-ка, сокола мы возьмём,
И на озере Чирюли
Поохотимся мы вдвоём».
На конях отправились в путь.
Прискакали к озёрной воде.
Нурадын оказался в беде:
Не успел он и глазом моргнуть,
Как Джанбай вдруг исчез из глаз.
Не успел он и глазом моргнуть,
Как попал он в петлю тотчас.
Вот лежит Нурадын на земле,
Голова, руки-ноги в петле,
И на миг задохнулся он…
В тёмной яме очнулся он.
Озирается, недвижим,—
Яма камнем прикрыта большим.
Рассмеялся Кадырберды,
Рассмеялся, возликовав.
Приказал молодой султан,
Чтоб сурнай заиграл, созвал
Тех, чьим предком был Чингиз-хан.
И пришли: улус-бий Барын,
И владетельный бий Шырын,
И тумена глава Туйбак,
И отважный воин Кыпчак,
И знатнейший воин Мулай,
И Камала отпрыск Джанбай,
Собралось их девять мужей
Вот и стали ответ держать:
«Нурадын, чей отец — Идегей,
Вздумал: он на престоле сидит,—
Ныне в яме в неволе сидит!
Пусть подумает мудрая знать:
Как теперь Идегея поймать?»
Порешили девять мужей:
Девять смелых у них сыновей.
Переправили через Идиль,
Превратили в послов сыновей,
Перед ними предстал Идегей,
И сказал ему старший посол:
«Опозорился твой Нурадын,
Навсегда утратил престол.
Пленный раб, он у нас в руках.
Чтобы сын твой волю обрёл,
Ты к султану Кадырберды
Должен вместе с нами пойти,
Должен виру за сына внести,
Если хочешь ты сына спасти,
За него ясак[107] заплати.
Не заплатишь — будет убит
Нурадын, твой сын, твой джигит».
Семерых из тех девяти
Не приняв их злобных речей,
Приказал связать Идегей.
Отпустил двоих и сказал:
Семерых послов я связал.
Передайте Кадырберды:
«Как поступит с сыном моим,—
Это дело его ума,
Но оставшимся семерым
За убийство пощады не дам:
Гибель грозит семерым послам».
Возвратились двое послов.
Страх объял семерых отцов,
Пали ниц пред Кадырберды,
И взмолились они всемером:
«О султан, мы предком горды.
От Чингиза свой род ведём.
У врага в плену сыновья,—
Пусть их вызволит помощь твоя».
Стали снова держать совет:
Что сказать Идегею в ответ?
Оказались плохи дела.
К Идегею Кадырберды
Вновь решил отправить посла:
«Если хочешь ты сына спасти,
Семерых послов возврати,
И верну я сына тебе».
Но сказал перед этим послу:
«От людей не заслужим хвалу,
Если пленника просто вернём.
Пораскинуть надо умом».
Нурадына Кадырберды
Вытащить из ямы велел,
И его разуть он велел,
И босого поставить на пол,
Вбить железные колышки в пол,
А когда Нурадын пошёл,
Колышки вонзились в ступни,
Да и в стул были вбиты они.
Нурадын ничуть не струхнул,
И спокойно он сел на стул,
Не скривилось лицо, и в глазах
Не виднелись ни боль и ни страх.
Стал допрашивать Кадырберды:
«Шесть возов с несметной казной
Были в путь отправлены мной,
Что ты с ними сделал, мой враг?»
Нурадын ответствовал так:
«Овладела смута страной.
Шесть возов с несметной казной
Нищим людям раздал я, помог
Им в беде, — да простит меня Бог!»
Вопрошает Кадырберды:
«Иноходец был у меня,
Достигал сердцевины земной.
Как две чаши — глаза у коня.
Где, скажи, мой конь вороной?»
Нурадын отвечает так:
«Иноходец твой вороной
Достигал сердцевины земной.
Как две чаши — глаза у коня.
Но когда была битва-резня,
Я тебя с вороного свалил,
И я сам на лихого вскочил,
Восседая на славном коне,
Я с тобою схватился в войне».
Вопрошает Кадырберды:
«У меня был булатный дом,
Мой двенадцативратный дом,
Мой приют, мой приятный дом,—
Что ты сделал с ним, Нурадын?»
Отвечает так Нурадын:
«В дни, когда я грустил-горевал,