Идем! или Искусство ходить пешком - страница 13

Было ли одиночество Руссо всего лишь фикцией, литературным приемом? Вполне возможно. Как все великие и одинокие мечтатели, он жаждал общения и понимания, но чем больше размышлял и писал об этом, тем более одиноким становился. Именно из-за своих произведений он обрел врагов, и одиночество стало его уделом. Но писательская стезя — как Ахиллесово копье, оно ранит, и оно же исцеляет. Руссо разбавлял свое одиночество читателями.

Руссо демонстрирует читателю свое превосходство и равнодушие, как и Монтень[22] в «Опытах»: «Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме семейных и частных… Таким образом, содержание моей книги — я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь легковесному и ничтожному. Прощай же!»

Что ж, возможно, язык и есть источник одиночества. К такому выводу я прихожу, гуляя вдоль изгороди, у садов, где почтовый тракт сворачивает к Меллингену. Дорога очень живописная. До почты можно дойти пешком. А разве письмо — не эмблема одиночества? Ведь тот, кто пишет, сидит один за письменным столом. Прощальное письмо. Любовное письмо. Заклеиваешь желтый конверт и предаешь себя капризам судьбы. Письма пишут не для того, чтобы заглушить одиночество, а чтобы запечатать его.

Такие мысли посетили меня, когда я шел один по почтовому тракту. Мне вспомнилось письмо, которое Гёльдерлин адресовал поэту Казимиру Ульриху Бёлендорффу[23], во время своих пеших походов по Альпам, сначала в Швейцарии, а затем во Франции: «Будь здоров, мой дорогой! И прощай! Не хочу больше плакать и все-таки обливаюсь горькими слезами. Решил как можно скорее покинуть отчий дом, и, возможно, навсегда».

Но отсутствовал Гёльдерлин недолго. Год спустя он вернулся к матери, «бледный как мертвец, исхудавший, с ввалившимися глазами и безумным взглядом, длинными волосами и бородой, одетый как нищий».

Странствия не сулили Гёльдерлину ничего хорошего, они лишь усугубили его душевную болезнь, названную историками литературы периодом долгой изоляции: «Он заперся в так называемой башне Гёльдерлина на реке Неккар в Тюбингене. Здесь беспокойный безумный поэт провел свои последние тридцать пять лет. Каждое утро с восходом солнца он выходил в сад и гулял по четыре-пять часов. Остаток дня он проводил дома, в своей комнате, в бесконечных беседах с самим собой».

Гёльдерлин был поклонником Руссо, и в «Гимне Рейну» философ предстает как уединенный мудрец:

Гёльдерлин не имел доступа к биографиям и не был столь осведомлен, как мы сегодня. Его многое объединяло с Руссо, он обнаружил в нем черты сходства с собой. Но примечательно, что прогулки Гёльдерлина как раз противоречили тезису Руссо о пользе прогулок для физического и умственного здоровья. Прогулки Гёльдерлина оказали разрушительное воздействие на психическое здоровье и совершенно выбили его из колеи.

Объяснялось это, возможно, тем, что Руссо любил короткие пешие прогулки, так называемые променады, а Гёльдерлин гулял подолгу — и эти прогулки его изматывали. Мы ничего не знаем наверняка.

Но долгие прогулки, конечно, утомительны. Достаточно прочитать книги о странниках и бродягах, чтобы убедиться — жизнь в скитаниях тяжела. Тот, кто путешествовал подолгу, по нескольку месяцев, знает, что странствия суровы и разрушительны.

Ты бездомен. Спишь, где придется. К тебе относятся как к чужаку, с недоверием и подозрением.

Ты грязный и голодный. Одинокий, ты все бредешь и бредешь, в дождь, ветер и снег. Кто-то приютит тебя из милости, в сарае или в ночлежке. Все свое ты несешь с собой, на спине, ноги и плечи ноют, все тело болит. А тебе так хочется в постель, ты тщетно мечтаешь о любимой женщине.

Я прохожу мимо двух усадеб, через калитку, вдоль ручья. Здесь открывается вид на город, который я только что покинул: Осане. Вернее, на часть предместья — шоссе и торговый центр, новостройки и жилые кварталы, дома стоят в ряд и по одиночке, они кажутся необитаемыми на расстоянии, легкие и плоские, как кулисы.