Идеология Зазеркалья - страница 16
Российские же социал-демократы, едва осознав себя политической партией, усилиями ленинского крыла сразу же стали вести внутрипартийную борьбу, в результате которой каких-нибудь три года спустя «большевики» отторгли от себя «инакомыслящих» и создали собственную монолитную организацию, в основу которой были положены жесткие, почти военные принципы (не случайно в «Что делать?» Ленин уже называет партию «централизованной боевой организацией», без руководства которой «стихийная борьба пролетариата» вообще не может стать настоящей «классовой борьбой»).
Если, по «Манифесту», коммунисты «не выставляли никаких особых (в английском издании 1888 года было сказано резче — „сектантских“) принципов», под которые они хотели бы подогнать пролетарское движение, то ленинская партия изначально строилась на особых принципах и вовсе не собиралась дожидаться, как предполагала Марксова схема, того времени, когда развившийся и оформившийся пролетариат сам выдвинет лидеров из своей среды, а лидеры эти организуют партию из наиболее ярких и интеллектуально одаренных его представителей.
Тут Ленин, как и во всех других случаях, поменял естественный порядок вещей: идеологам и интеллектуалам, выдвинувшимся в «авангард» самостоятельно, предстояло оформить пролетариат в «класс», а самих себя — в его партию. То, что партия — «авангард пролетариата, способный взять власть и вести народ к социализму, возглавлять всех трудящихся», в книге Ленина «Государство и революция» постулировалось уже в виде закона, не требующего доказательств.
От феодализма к так называемому социализму Россия прошла, по Ленину, со стремительностью, свойственной скорее автогонкам, нежели законам исторической эволюции, оставив для капитализма весьма короткий исторический отрезок со дня отмены крепостного права до Октября, а потом — вообще несколько месяцев от Февраля до Октября 1917-го. Никакими объективно-историческими обстоятельствами, кроме теоретического авантюризма большевиков, ленинская идея о молниеносном переходе «буржуазной» революции в «социалистическую» объяснена быть не может. Если уж пользоваться понятием «ускоренного развития», введенного впоследствии в обиход применительно к литературе философом Г. Гачевым, то Россия ХХ века ярко продемонстрировала сокрушительные образцы такого развития, «миновав» капитализм, к которому она вернулась только век спустя, причем весь этот век был потрачен на строительство и утверждение тоталитарного строя, который, по существу, оказался извращенной формой привычного феодализма.
Ленинские идеи и призывы встретили у социал-демократии в России и за рубежом резкое теоретическое неприятие. Плеханов называл их не иначе как «бредовыми», а в передовой статье под выразительным названием «Безумная авантюра» в меньшевистских тогда «Известиях», которые редактировал высланный в 1922 году за границу бывший «искровец» и соратник Ленина Ф.И. Дан, за две недели до Октября говорилось: «По-видимому, всякие убеждения уже бесплодны, и большевистское восстание, против которого мы все время предостерегали как против ужасного для страны испытания, организуется и начинается. За три недели до выборов в Учредительное собрание, за несколько дней до Съезда Советов большевики приняли решение произвести новый переворот. Они опираются на широко разлитое недовольство и на не менее широкую бессознательность солдатских и рабочих масс. Они взяли на себя смелость обещать и хлеб, и мир, и землю народу. Мы не сомневаемся в том, что ни одно из этих обещаний они не были бы в состоянии исполнить, если бы даже их попытка увенчалась успехом». Далее весьма аргументированно объяснялось, почему большевистские обещания практически невыполнимы и к чему их провал приведет: «Но самое ужасное — это то, что большевистское восстание при всякой удаче повело бы к целому ряду гражданских войн, как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. У нас воцарился бы режим кулачного права. <…> Всякая положительная работа стала бы на долгое время невозможной. <…> Неужели неясно, что диктатура и террор не есть средство организации страны?»