Иди и не греши - страница 20

И он ленивым жестом бросил на землю авиационные билеты — для всех четырех до Минеральных вод. Когда «Мерседес» развернулся и уехал, Хосе медленно наклонился и поднял их. Он понял, что его карьера, его судьба, сама его жизнь напрямую зависят от успеха предстоящей операции.

Будучи азартным игроком, он был готов к этому.

На следующее утро девушки в автобусе просыпались с кряхтением, ворчанием и обилием весьма сомнительных по моральному содержанию реплик. Андрюша остановил автобус на переезде через небольшую речушку, и они высыпали умыться. Некоторые даже решились искупаться, и потому проезжавшие через мост машины почти обязательно замедляли скорость, чтобы сполна насладиться этим зрелищем. Девушки в ответ приветственно махали руками, визжали и зазывали водителей в компанию.

Веня Давидович был вместе с ними, тоже улыбался, тоже хихикал над их непристойностями, но при этом чувствовалось, что он не в себе. Настя только умылась, вытерлась своим собственным платком и вернулась в автобус.

— Эй, — окликнул ее водитель Андрюша. — Так ты чего… Точно, монахиня, что ли?

Настя не стала объяснять ему разницу между постригом и послушанием.

— Да, — сказала она сухо.

Андрюша хихикнул.

— Надо же…

Настя молча прошла на свое место.

Он помялся, потом подошел и сказал:

— Ты уж извини, что я к тебе… это… прикалывался. Я же не знал.

— Ничего, — сказала Настя. — Я понимаю.

Он еще покачал головой и отошел.

Вскоре поехали дальше, и девушки принялись завтракать. Все они прихватили еду с собой, в термосах и пакетах, и потому Насте, которая к такому путешествию готова не была, оставалось только облизываться.

— А ты постишься, что ли? — подошла к ней Изольда.

Настя улыбнулась и ничего не ответила.

— На, — сказала та и протянула ей бутерброд с ветчиной.

— Спасибо, — сказала ей Настя и взяла бутерброд.

Была среда, день постный, когда о ветчине и думать-то грешно, а уж после долгой монастырской жизни, где мяса не бывало вовсе, этот бутерброд представлялся Насте средоточением порока и соблазна. Но, памятуя о смирении, она тайком перекрестила свой бутерброд и стала есть.

— Ты с собой ничего не взяла, да? — догадалась наконец и соседка Диана.

Настя виновато покачала головой.

— Я не предполагала, что заеду с вами так далеко.

— Хочешь крекеры, — предложила Диана.

— Спасибо, — сказала Настя. — Я уже наелась.

— Может, стаканчик кофе?

Настя кивнула, и Диана охотно налила ей кофе в крышку от термоса. Настя принялась пить горячий напиток и почувствовала, что к ней возвращается хорошее настроение.

— Эй, монашка, — вдруг она услышала грубый голос над собою.

Это к ней подошла богатырского сложения Магдалина, сально ухмыляясь.

— А вот скажи, — спросила она. — Монашки в рот берут?

Настя чуть не подавилась от такого вопроса, а девушки вокруг радостно захохотали.

— Не, в натуре, — сказала Магдалина, веселясь. — Может, у вас какие-то свои способы есть, монашеские… Ты бы поделилась с сестрами, а?

Настя посмотрела на нее кротко и произнесла тихо:

— Это грех.

— А как не грех? — обрадовалась ее ответу Магдалина. — Рачком, что ли?

И опять они все радостно ржали, а Настя заливалась краской.

— Отстань ты от нее, кобыла! — прикрикнул Веня со своего места.

— А может, мне интересно, — рассмеялась Магдалина. — Может, я тоже в монастырь хочу!.. Надо же знать, как монахи трахаются!..

Они вовсю развеселились и принялись изощряться в изобретении способов предполагаемого монашеского совокупления. Здесь было и богохульство, и просто больная фантазия, и изощренные извращения. Бежать было некуда, и Настя чувствовала себя, словно уже оказалась в аду. Оставалось смиряться, и она сжалась на своем сидении, не поднимая голову.

— Ладно, — похлопала ее по плечу наконец Магдалина. — Научу я тебя парочке способов… Будешь архиерея своего ублажать.

И под жизнерадостный смех подруг она вернулась на свое место. Экзекуция понемногу прекратилась.

— Ты вправду, что ли, монашенка? — спросила Диана, все еще посмеиваясь.

— Нет, — сказала Настя. — Но я только что из монастыря.

— Ух ты, — покачала головой Диана. — Я же вижу, ты какая-то не такая…

Через некоторое время она вдруг спросила: