Иду над океаном - страница 46
— Как ты начинал летать, полковник?
— Я? — словно машинально переспросил Поплавский. — Я летал в сводном полку.
— А я начинал на Азеле… Знаешь это место?
— Знаю, — тихо ответил полковник. — Я знаю об этом.
— Я летал восьмого августа, полковник. Мне и по сей день снится, точно летаю наяву — может, в тысячный раз снится.
Утром в штабе их ожидали подполковник из политотдела, лысеющий с темени, тучный, с цепкими маленькими глазами на добродушном лице, и помощник по комсомолу, капитан в новенькой форме. У него было молодое тонкое лицо, и высок он был, и гибок, и одет так, что ясно становилось при одном взгляде на него: форму свою он носит с наслаждением, как носил бы черный костюм на банкете и спортивную одежду в первомайской колонне, и значок — красная капелька над кармашком тужурки при отсутствии иных отличий и колодок, — все это делало его здесь особенно приметным. Он только что вернулся из Москвы с семинара, был весь еще полон Москвой, и казалось, что и от всей его фигуры веет чем-то столичным.
Подполковник разговаривал сейчас с замполитом полка, майором — полным, простецким малым, который едва сдерживал всем понятную радость: переводился на юг с предоставлением отпуска. Разговаривая, он нет-нет да и поглядывал на сидящего у стены капитана.
Разговор шел негромкий, но гул в кабинете стоял ощутимый.
Собственно, из приехавших сейчас отсутствовали лишь двое — сам генерал и начальник отдела полковник Лобанов.
Подполковник, беседуя с майором, думал о предстоящем разговоре с Поплавским. И уже сейчас он испытывал неловкость оттого, что будет обязан говорить ему неприятные вещи. ЧП не могло быть случайным. В точно отрегулированном организме военного подразделения ЧП — всегда результат чьей-то недоработки. В этом у подполковника сомнений не было. И он считал себя обязанным выяснить, какой это именно участок. Поплавского, как полагал еще вчера подполковник, ожидали неприятные последствия. А после гибели истребителя, судьба пилотов которого пока не известна, положение Поплавского еще более осложнилось.
Погруженный в свои раздумья подполковник не видел, как открылась дверь. Его заставил очнуться молодой вибрирующий голос капитана:
— Товарищи офицеры!
В помещение стремительно вошел генерал Волков и за ним Поплавский.
— Садитесь, товарищи, — на ходу сказал Волков.
Резким движением он распахнул свою куртку, оглядел присутствующих.
— Я думаю, нет нужды полковнику сейчас докладывать обстановку, — сказал Волков. — Все присутствовали на ночных. Ребят ищут: с неба, на суше и на море. Предлагаю товарищам офицерам впредь, до особого распоряжения, действовать согласно полученным ими заданиям. Это все. Вы свободны, товарищи!
Облегченно вздохнув, офицеры один за другим потянулись из кабинета.
Когда они с Поплавским остались одни, Волков снял фуражку и положил ее на стекло, козырек ее мягко клацнул.
Поплавский сказал:
— Через час двадцать вернется Машков — заправляться. Разрешите мне, товарищ генерал, слетать с ним.
Волков, помедлив, ответил:
— Лети, полковник.
— А сейчас я должен сообщить о случившемся Стеше…
Генерал с недоумением поднял на Поплавского глаза:
— Это жена Курашева?
Полковник согласно кивнул. Он опустил руку на телефон, лицо его при этом не изменилось. Снял трубку…
— Стеша, — сказал он. — Это я — Поплавский.
Больше ему ничего говорить и не надо было.
Мужским хриплым голосом Стеша после долгого молчания сказала:
— Я сейчас приеду…
Поплавский не боялся встречи с ней. Но ему самому сейчас было невыносимо горько. Стиснув зубы, он глотнул:
— Нет, не надо приезжать. Мы его найдем. Ты слышишь, Стеша? Найдем. Я позвоню тебе.
Генерал слышал, как на том конце провода положили трубку.
А через десяток минут после звонка к штабу с треском подкатил мотоцикл.
— Приехала, — сказал Поплавский. — Сама приехала.
Он поднялся из-за стола и пошел к выходу.
Полковник не думал, что Стеша умеет водить мотоцикл. И он чуть-чуть усмехнулся, увидев за штакетничком тяжелый курашевский мотоцикл. Люлька была зачехлена, и мотор постукивал на холостом ходу. Зеркальце на руле подрагивало, словно в нем пульсировал свет.