Иду над океаном - страница 52

Меньшенин же стоял над операционным столом словно медведь — неуклюжий, широкоплечий, лобастый, резкий. Лишь изредка он ронял два-три слова по ходу своих действий. Но этого было достаточно, чтобы все стало понятным. Он не крикнул на Варю и ни разу с раздражением не окинул взглядом ассистента. Случилось так, что не операционная бригада пристраивалась к нему, а он сразу нащупал привычный для этих людей ритм и работал вместе с ними. Странное «это» владело сейчас Марией Сергеевной, и она вспоминала операцию с примесью горечи, неудовлетворенности собой, с чувством какого-то непонятного стыда за себя и за свое прошлое.

Не профессор — светило хирургической науки, а просто мастер-хирург чувствовался в каждом движении Меньшенина от того момента, когда он разговаривал с Анной накануне, до последних мгновений уже в ординаторской, когда он чуть застенчиво и грубовато попросил чаю. Вероятно, не зайди за ним Арефьев, он так и остался бы в ординаторской среди врачей и неловко бы маялся, не зная, куда деть руки и как себя вести.

Желая заглушить в себе эту возникшую в ней тревогу и неудовлетворенность собой, Мария Сергеевна пошла в реанимационную. В глубине коридора она встретила Арефьева и Меньшенина. Халат на Арефьеве был расстегнут. Видимо, они направлялись в институт. Арефьев, чуть забегая вперед, говорил, как всегда, оживленно и громко.

Увидев Марию Сергеевну, Меньшенин остановился.

— Мария Сергеевна, я в институт. Часа через два вернусь. Прошу вас, проследите за дренажем. Сильнодействующих не нужно. Она справится. В крайнем случае — звоните.

Арефьев тотчас назвал номер телефона кафедры.

— Или мне домой, — добавил он.

Два часа прошли для Марии Сергеевны незаметно. Было много дел, и она почти не выходила из реанимационной. У одного больного после эктомии вдруг поднялось давление. Вместе с хирургом-оператором Мария Сергеевна не отходила от него. Где-то через час давление упало и наконец стабилизировалось.

Аня еще спала, и никаких грозных признаков не было. Мария Сергеевна осмотрела капельницу, проверила кислород. В три часа дня она позвонила домой. Домработница сказала, что Наташа дома и снова куда-то собирается.

— Ты куда это, доча? — спросила Мария Сергеевна.

— Ну, мама, — немного раздраженно, но сдерживаясь, заговорила Наташа. — Ты же знаешь, в понедельник у меня гимнастика! Я Поле об этом толкую, а она одно заладила: звони маме да звони! Ведь все знают — у меня в понедельник, в среду и в пятницу гимнастика. Господи!

Мария Сергеевна не прерывала ее, а дождавшись, пока дочка выговорится, со снисходительной улыбкой сказала:

— Ничего не господи, Наталья. Поля не обязана знать, когда у тебя гимнастика. И она правильно говорит тебе — звони. Папы нет, у меня свои дела. Ты хоть поела?

— Да.

— Смотри у меня, — сказала Мария Сергеевна и положила трубку.

Потом вернулся в клинику Меньшенин. Несколько минут просидел он в ординаторской, думая о чем-то и постукивая короткими толстыми пальцами по стеклу. Он не обратил внимания на старшую сестру, когда та неожиданно вбежала, начала что-то говорить Марии Сергеевне, но, увидев Меньшенина, сконфуженно пробормотала:

— Ой, простите… — И исчезла.

— Если у вас нет другого дела, прошу пройти со мной в реанимационную, — сказал, помолчав, Меньшенин.

— Да, я готова… — тихо сказала Мария Сергеевна.

— Лучше бы было прямое переливание. Но это потом, — заметил он, думая уже о больной.

— Хорошо, — согласилась Мария Сергеевна.

Почему-то в присутствии этого человека она замечала то, чего не замечала прежде: что сестра на своем посту сидит спиной к той части отделения, где больше всего палат и где лежат тяжелые больные, что угол перед реанимационной темен и весы там не закрыты чехлом, что каталка, на которой возят в операционную больных, неряшливо заправлена какой-то мятой простыней. Мария Сергеевна заметила еще много разных мелочей, ужаснулась их обилию и с какой-то безнадежностью подумала, что всего этого, видно, не исправить до конца.

Ей было стыдно перед Меньшениным и неловко. А он молчал, и ничто в его облике не говорило, что он видит то же, что и она. Он шагал по коридору, нагнув лысую с громадным лбом голову и держа руки за спиной.