Идущие по пустыне - страница 27

Аструс: Чертей не было. А зона была. Пребывая там, он этого не расскажет. Вернувшись оттуда, он говорит об этом.

– Но он это не придумал. Так отразилось в его психике?

Аструс: Не придумал. Так отразилось.

Кретов: Это напоминает мне ситуацию. В театральный институт из Карачаево-Черкесии был набран курс. Среди них была студентка, девушка из горного кишлака. Ее звали Мироза. Однажды на лекции одного профессора она начала сильно смеяться. Когда ее спросили, в чем дело, она ответила, что профессор говорит не то, что думает. В этом кишлаке не знают, что такое лгать. Социальная среда там так плотна, что соврать невозможно. Сложился тип личности, который не понимает, как это можно врать.

– Именно таким в нашем понимании является потусторонний мир. Там нельзя соврать. Однако теперь выяснилось, что там тоже есть мифы, имитация. Наверное, и в этом кишлаке тоже были какие-то мифы или имитации?

Аструс: Вот вопросы ада ближе всего к этому.

– То есть это мифология?

Аструс: Вспомните «Мастера и Маргариту». Когда Воланд спрашивает: «Как царица, все нормально?» – она его осознанно честно обманывает. Ей больно, но она говорит, что все нормально.

– Так что такое ад: мифология, имитация или чистое вранье?

Аструс: Сказать «чистое вранье» нельзя, но и не миф. Имитация, но частью миф. В нише чего что находится.

– Ад – это имитация и частично миф. Имитация – это, например, сказки. Можно сказать, что сказки – это основы потустороннего мира, облеченные в выдумку людьми, живущими в физическом мире?

Аструс: Так можно сказать. Но требуется аккуратность.

– Есть люди, которым в детстве вообще не читали сказок. В чем выражается их ущербность?

Аструс: Выражается в том, что они начинают больше отрицать.

– Миф (сказание, предание) – повествование, передающее представления людей о мире, месте человека в нем, о происхождении всего сущего, о богах и героях. Какая разница между мифом и сказкой?

Аструс: В преломлении представления об этом. Возьмите любой миф. Например, о Прометее. Он более ходульный. А сказка более эмоциональна. Она направлена на эмоцию начинающего жить. Миф – это обращение к реальности субъекта. Так Булгакову не просто открыли глаза. Эти картины перед ним рисовали реально.

– Если ад не такой, как мы его представляем, то какой он?

Аструс: Вы можете зримо воспринять, что было на балу сатаны. Но что переживалось там, воспроизвести не можете. Представьте всю полноту переживаний, которая преломляется через определенную специфику и структуру возвратности…

– То есть через определенную интерпретацию людей?

Аструс: Да, как через увеличительное стекло, которое фокусирует.

– Мы не можем пока точно выразить, но у нас создается впечатление, что ад это нечто, связанное именно с переживанием.

Аструс: Так. Это зона, в которой состояние психики обретает другое свойство, раскрывая свою сущность выражений.

– Раз ад это зона, туда притягиваются, как в зону памяти? Но в зону памяти притягиваются по предназначению или по цели, а в зону ада по внутренней сущности?

Аструс: Это как бы две стороны одного явления. На самом деле эти понятия как разные полюсы, не адекватные.

– Значит, туда притягиваются по состоянию своей психики?

Аструс: Не совсем так. Сложнее. Действует весь комплекс имеющихся проблем. В том числе и ряд проблем, которые мучают человека, и он в этой зоне может их сбросить.

– То есть, побывав там, он освобождается от части проблем?

Аструс: Но это не факт, что каждого освободят от этого. Но такое бывает.

– Иногда человек, вернувшись из этого ада, меняется принципиально: становится верующим, добрым и т. д. Это не связано с освобождением от проблем?

Аструс: Да, бывает так.

– Значит, можно сказать, что умершего притягивают в зону ада его психологические комплексы?

Аструс: Можно.

– А когда он умирает «насовсем», он ведь тоже может притянуться в такую зону?

Аструс: Нет. Там срабатывают другого рода механизмы, причем целый комплекс. Если вы предполагаете, что это имеет линейное или плоскостное выражение, то это не так. Это имеет очень выпуклое, очень специфическое и очень неожиданное свойство, которое, даже если мы объясним его сейчас, представить весьма сложно.