Идущие за солнцем - страница 8

– Это не ты, а я опора князя! От меня зависит толщина княжеского кошелька! А ты из этого кошелька только брать умеешь! Вот и скажи, какой от тебя прок князю? Дармоед ты!

Борислав, перехватив рукой упирающийся в его грудь палец, дёрнул его резко вниз, причиняя Коснятину боль. Тот что-то закричал, пытаясь вырвать свой палец из боярской руки. Не обращая внимания на его вопли, Борислав кричал ему в ответ:

– Ты, купеческая рожа, запомни на всю оставшуюся жизнь, что мы, бояре на то князем и поставлены, что бы жили такие, как ты! Дай тебе волю, ты простых людей голодом заморишь, лишь бы кошель свой набить! Бороду отрастил, а не понимаешь, что всё княжество не на тебе держится, а на простом люде! Не будет людей работных, чего ты жрать тогда будешь?

Боярин отпустил палец Коснятина и толкнул его обратно на лавку. Тот кулем рухнул на седалище, дуя на распухший палец и бросая из подлобья косые взгляды на Борислава.

Веселье продолжалось. После таких стычек по всему залу раздавался дружный смех и одобрение выигравшему спор. Сам Рурик сидел во главе столов, на возвышении в кругу своего брата Синеуса, воеводы Крута и нескольких бояр. Слушая перепалки своих гостей он, то хмурился, то смеялся вместе со всеми. Однако, по его виду было заметно, что князь чем-то озабочен. Порой во время веселья, Рурик сидел с отрешённым видом, глядя куда-то в сторону. Иногда тяжко вздыхал, посматривая на большую дубовую дверь, ведущую в его покои. Перехватив его взгляд, Синеус спросил:

– Здоров ли ты князь? Вижу, не радует тебя веселье. О чём думаешь и тревожишься?

– Не обращай внимания. Устал я за последние дни. Покоя хочется.

– Ой, ли?

В разговор вмешался Крут:

– Не гоже гостям показывать свою скуку. Потерпи князь, уж скоро все перепьются. Больно мёд твой крепок, а пиво хмелит быстро. – Не дожидаясь ответа от князя, он продолжил: – Лучше скажи мне, зачем ты все дружины в Изборск отправил? Чем я Новгород защищать буду? Одной дружины маловато будет.

За князя ответил Синеус:

– Твои дружины сейчас там нужнее, а город можно и с одной дружиной защитить.

Крут возмутился, по прежнему обращаясь к князю:

– Ты что-то мне не договариваешь. Вижу, что не доверяешь мне. Что происходит, князь?

Рурик поставил на стол чашу с мёдом.

– Ни чего я от тебя не скрываю. Закисли твои воины в Новгороде. У Трувора с Синеусом они быстро жир порастрясут.

– Какой жир, князь?

Рурик ударил кулаком по столу.

– Дружины сейчас нужнее в Изборске! – Успокоившись, продолжил: – Да угомонись ты, воевода и поверь, что я от тебя ни чего не скрываю.

Синеус поддержал:

– Норманны больно обнаглели. Несколько поселений пожгли. Без твоих дружин нам сейчас ни как.

Его слова мало в чём убедили Крута.

– Из-за горстки шкуродёров, дружины на помощь звать?

К их разговору стали прислушиваться. Слева от князя подал голос боярин Калина:

– Не уж-то князь так норманны озорничают, что приходится Новгород без защиты оставлять?

Князь кривился от таких вопросов. Шутка ли оставить город без дружин. Всё это он понимал. Но понимал ещё и то, что если норманны высадятся на этих северных рубежах, горе будет великое всем. Ещё он понимал, что говорить об этом пока ни кому нельзя. Если узнают о тайном соглашении Дира с Эйриком, начнётся паника. Бояре будут настаивать на взятии Киева. Они давно этого добиваются. Завязнув в Киеве, можно пропустить главного врага – норманнов. Они пострашнее Киевлян будут. И пока есть угроза с севера, Киева ему не взять. Хорошо бы если все это поняли. Не время ещё, ох, не время.

– С Новгородом ни чего не случится, а северных своих соседей поддержать надо. Хватит об этом!

Князь, что бы сменить тему разговора поднял вверх свою чашу и громко крикнул:

– Слава молодому княжичу! Слава Игорю!

Гости поднимались со своих мест и тянули свои чаши вверх, вторя князю, выкрикивая славу молодому княжичу. Чаши опрокидывались, и крепкий мёд лился в открытые рты, стекая по бородам и усам гостей. Вытираясь рукавами кафтанов, мужчины садились обратно на свои скамьи и тут же опустевшие чаши вновь наполнялись до краёв. Рурик остался стоять перед своими гостями. Когда его чашу вновь наполнили хмельным напитком, он продолжил: