Иерихон - страница 16
– Сами-то поняли, что сотворили? – усмешка пряталась в уголках её глаз, но не тронула губ.
– Нет, – честно ответил Кампари. – А вы уверены, что я причастен к происходящему?
– Кто, если не вы?
Он приложил руку ко лбу.
– Я столько раз утверждал, что Агломерация – это лаборатория, декорация, но не настоящий город, а теперь либо мыльный пузырь сдувается, либо я схожу с ума.
– Вот и побеседовали о пузырях на ночь глядя. Однако, смею вас уверить, мы не сдуваемся. У меня недурной глазомер: да, граница сжалась, но сейчас она неподвижна. Интересно, с чем это связано?
– У меня есть идея, но она мало похожа на правду.
Настоятельница подняла бровь, ожидая продолжения.
Рассказать ей о том, что, открыв железную дверь, он распечатал герметичную упаковку? А вернув заслон на место, остановил утечку воздуха из пузыря, который зовётся Агломерацией? Это противоречит здравому смыслу хотя бы потому, что под той дверью была дыра, в которую убегали рельсы. То, во что верит он, не имеет значения. Беспокоиться нужно о насущных проблемах.
– Ночью я был в подвалах. Об этом не должен знать никто, иначе монастырь разберут по кирпичику.
– Кто может узнать?
– Неподкупные ребята из Отдела Внутреннего Контроля. Явившись с обыском, они в первую очередь полезут копаться в моём мусоре. «Ищи то, от чего объект избавился» – их этому на первом году старшей школы учат.
– От чего объект недальновидно избавился?
– От одежды, заляпанной землёй и илом.
– Вы за барьером испачкались?
– Нет, в подземном русле ручья.
– Что ж, неподкупные ребята очень развеселятся, если это увидят. В лаборатории даже определят район и водоём. Свалиться в ручей в полном обмундировании – удар по репутации, но одним одиозным случаем больше, одним меньше…
Рот Кампари против его воли кривился в ухмылке.
– В теплицах земля всегда рыхлая, – добавила настоятельница. – Мне не трудно спрятать вашу сброшенную кожу там, а ночью развести костёр. Десять лет назад я поступила так же. На вас были замечательные образцы, я долго рассматривала их под микроскопом, но выбора не было – пришлось избавиться. В Агломерации не выращивают хлопок ради ткани, да и животную кожу негде взять.
– И вы только сейчас мне об этом рассказываете?
– Когда, если не сейчас? Вы ведь нас покидаете.
– Нет, я еду в Центр.
– Желаете увидеть плоды своих деяний? – ирония не скрыла проступившую в голосе настоятельницы тревогу.
– Напротив, не желаю видеть эти самые плоды.
– Вы понимаете, чем рискуете? Почему вы не торопитесь туда, куда десять лет стремились всем сердцем? Память подала признаки жизни?
– Не могу похвастаться. Но у двадцати человек без меня нет будущего.
Госпожа Авила едва заметно поморщилась.
– У них никогда не было будущего без вас. Я говорила, что это тупик.
– А есть пути, которые не заканчиваются тупиками? Если нет, лучше я сам выберу, в котором застрять.
– Тогда прощайте, – госпожа Авила подала ему руку и тут же спросила: – Что у вас с ладонью?
– Открывал двери между мирами, – засмеялся он. – Кровью.
– Чересчур, – покачала она головой. – Но символично. О многом говорит.
– Можно подумать, вы эту дверь открыли бы словом, – он улыбнулся ей так же, как при свете трикирия в овальной зале, и зашагал к юго-восточному углу.
– Мыслью! – донеслось ему вслед.
Пустая платформа сияла металлом. Рельсы, замыкающиеся полукругом с одного края, за другим убегали вдаль, вливаясь в ослепительную паутину и запутываясь вокруг кольев домов.
Обманчиво лёгкие, непрерывные балки, шпалы, будто нарисованные заточенным карандашом, изящные и прямые опорные столбы. Транспортная система не воровала площадь Агломерации – она парила в сотне метров над землёй.
Кампари подошёл к пункту связи, собираясь ввести командорский пароль, когда в поле зрения появилась слепая морда белоснежного поезда. Тем лучше: связаться с Центром можно и из вагона. Он дождался, пока сверкающая глянцевыми боками змея объедет платформу, и запрыгнул в беззвучно разъехавшиеся двери. Вагон был пуст: никто, кроме него, не покидал восточную окраину в это время суток. Большинство граждан уже работали или сидели за партами.
Кампари сел ближе к проходу и коснулся уснувшего экрана, встроенного в спинку кресла. За окном проносилось непрозрачное небо. Внутри огромная скорость не ощущалась, как и резкое торможение перед станциями. Менять Линии командору не приходилось: 26-я шла через Центр. Четырнадцать минут – и он на месте.