Иерихонская Роза (СИ) - страница 4

— Неужели я похожа на сутешершу?

— Вообще-то, да, — искренне ответила Сэрие. — А что?

— Неужели ты не узнаешь меня, девочка? — продолжала спрашивать Эрмера. — Не узнаешь этот длинный нос, этот высокий лоб, крючковатые пальцы? Не узнаешь алмазы на груди и, как же там поется, «бледную кожу, в мушках без меры»?

— «Вот рожа алмазной княгини Эрмеры», — пропела Сэрие удивленно. — Не может быть! Так вы… вы не хотите, чтобы я была проституткой?

— Упаси Горви!

— Но тогда… Ой, — она принялась быстро-быстро разматывать свою шейку, смущенно краснея и боясь поднять глаза. — Тогда зачем вы помогаете? Почему спасли меня, почему подарили мне такое красивое платье?

— Полагаю, это мой долг как человека — помочь несчастной.

— И вы ничего не попросите взамен?

— Глупая девочка, у меня есть все на свете.

— И даже любовь? — смотря на уродливое лицо Эрмеры, неверяще спросила Сэрие.

Эрмера подумала о Эстели и улыбнулась тепло:

— И даже любовь, милое дитя. Разве любовь имеет отношение к красоте? Вот тебя, красавица, кто-нибудь любил?

— Мамочка, да, только одна лишь мамочка, но она умерла несколько лет назад.

— Сколько тебе от рождения?

— Зимою будет двадцать лет, ваше благородие…

— Я не дворянка. «Алмазная княгиня» — это прозвище. Зимою будет двадцать лет… ты знаешь, что зимние дети редко выживают?

— Правда?

— Да. Это значит, что с первых своих шажков по этому миру ты уже была настоящей воительницей, Сэрие. Тогда ты побеждала стужу и голод. Теперь победила раны и боль.

— Но тогда меня кормила мамочка, а теперь кормили вы.

— Дело не в той, кто кормит, а в той, кого, — сказала мудро Эрмера, улыбаясь краешками рта. — И ты погоди, погоди меня благодарить. Моя помощь еще не закончена.

— Как же! Вы дали мне все, что можно — платье, волосы…

— Я дам тебе кое-что более важное, Сэрие. Я дам тебе имя. Если у тебя есть имя, то не нужно иметь платье и волосы: двери будут открыты перед тобой, и куча людей с радостью захочет тебе помочь. А если имени у тебя нет, то будь ты хоть самой прекрасной девой на свете, ждут тебя лишь презрение и боль.

Сэрие глядела с сомнением, но не смела перечить, только изящные ее руки чуть подрагивали от напряжения и любопытства.

— И как… и как вы дадите его мне, это имя?

— Очень просто. Отныне ты — моя племянница, приехавшая из провинции, чтобы быть представленной свету. Да, ты простовата, нет ни манер, ни умения держать себя, и подбородок ты слишком наклоняешь к груди; но мы с Эстели быстро сделаем из тебя настоящую светскую бабочку! И Хрустальная еще поклонится к твоим ногам.

Сэрие улыбнулась:

— Теперь я могу вас поблагодарить?

— Теперь, пожалуй, разрешаю, — Эрмера шутливо махнула рукой.

— И я вас благодарю… но не за то, что вы подарили мне платье, и даже не за имя! Я благодарю вас за то, что вы подарили мне тетю. Я так долго была совсем одна, столько лет одна перед ликом Хрустальной…

Эрмера развела руки; и неожиданно Сэрие упала ей на грудь, коля алые щеки о сияющие бриллианты.

========== Часть 2 ==========

Сэрие вертелась перед зеркалом, со всех сторон рассматривая свое сочное тело и изящную, витиеватую прическу, украшенную крохотной кокетливой заколочкой с неприлично большим алмазом. Эстели обернул золотистый поясок вокруг ее талии, завязал в узелок, затянул, добавил бантик и отошел на несколько шагов, любуясь ею с видом творца, закончившего лучшую свою статую. Сэрие беззаботно смеялась и была совершенно довольна всем на свете: собой, этим нежным летним днем, этим солнцем, что ласкало деревенские поля, этим домом, который сейчас наполнялся запахом розмарина от рагу, и этой Эрмерой, которая держала в руках болеро Сэрие и заканчивала вышивать прозрачным бисером на нем вензеля.

— Ах, как же хорошо! Так хорошо, я готова кричать!

Эрмера покачала головой, но не смогла сдержать улыбку. На сердце было тепло и радостно от этого пронизанного счастьем очаровательного существа, и ей самой уже начинало казаться, что не так уж она и уродлива, не так уж и кривы ее пальцы. Сэрие будто умела заражать своими красотой и молодостью все на свете, все, что ее окружало: и бабушка-экономка стала носить более яркий платок и красную верхнюю юбку, и поварята начали подкручивать усики и чистить манжеты, и в красивом лице Эстели тоже поселилось какое-то тепло, сделало его сапфировые глаза еще яснее, его каштановые локоны еще блестящее. Эрмера не могла нарадоваться на них всех, и на жениха, и на воспитанницу, и с трогательным содроганием в своем холодном сердце дожидалась она того дня, когда им предстояло вернуться в Хрустальную.