Ифе и голос из саркофага - страница 10
И только под вечер Ифе и жрец отправились домой. Во дворе Ифе увидел на земле два тела, прикрытых холстинами. Номарх прошёл мимо них, махнув рукой.
Остался один свидетель признаний девушки - сам Ифе. Ему стало ещё страшнее, будто кинжал госпожи уже коснулся незащищённой шеи.
Он знал, как болезнь будет забирать у девушки её тело: сначала откажут руки и ноги - на деле уже отказали; затем кровь станет тёмной и вязкой, на коже проступят безобразные чёрно-багровые пятна; затем опухоль раздуется до таких размеров, что воздух перестанет проходить в горло. И больная будет медленно задыхаться. Мучения её будут ужасны. Уже завтра, наверное, он не сможет влить ей в рот через тростинку ни капли воды. Ещё день - и её мачеха может торжествовать.
Впервые в жизни Ифе хотелось устроить мир по-своему, где молоденькие девушки не будут умирать по прихоти жадных, охочих до чужих состояний женщин, где они будут выходить замуж и рожать здоровых ребятишек на благо Та-Кемет. Но ведь тогда не должно быть наложниц, которых отдали развратникам их родичи и к которым не пригласили жреца во время родов. И мальчишки, убившего ребёнка из-за жажды другого убийства, быть не должно.
Получается, Ифе не должно быть в правильном мире?
А где его место?
И тут перед Ифе предстала резьба на саркофаге. Каким волкам он отдал свою душу?
Ведь это он столкнул рабыню с галереи.
Тогда он уединился там, потому что отец разорался не в меру. Он кричал, что Ифе отрезанный пенис осла, никому не нужное отродье шлюхи и мерзкого демона, раз не может запомнить всё сказанное учителем.
Ифе горько молчал, а потом возразил:
- Отец, у меня сильно болела голова. Мне кажется, это Бакари мстит за убийство.
- Я тебе не отец! - взвизгнул Нусепт. - Твой отец может только прятаться в гнилой матке Нефтиды!
В это-то время на галерее появилась чернокожая рабыня. Она робко спросила:
- Ифе, мальчик мой золотой, ты с кем это разговариваешь?
И поражённо отшатнулась, увидев, что он один.
Ифе навсегда запомнил её, освещённую светильниками из покоев дома.
Он не мог допустить, чтобы рабыня узнала, где сейчас на самом деле Нусепт. Нельзя. Запрещено живым. Если она обмолвится хоть словом, Нефтида пригласит жрецов и они изгонят его отца и с земли. Ведь это плохо, если человеку нет места ни на том, ни на этом свете? Кто-то должен его защитить? А кому это сделать, как не Ифе?
А потом началось непонятное.
Он сказал:
- Подойди сюда. Я что-то покажу тебе...
Ифе знал, что рабыня не поверила ему. Он знал, что она увидела только его на галерее и поняла, откуда доносятся ругательства. Но всё-таки из любви и верности подошла к ребёнку, которого опекала.
И Ифе вдруг руками, ставшими крепче железа, толкнул рабыню на перила. Хрупкие деревяшки хрустнули, и дородная рабыня свалилась вниз.
Ифе, у которого были очень сильны способности к предчувствиям, которые помогали ему в работе, знал: она всё ещё жива. И будет жить, если кто-то ей окажет помощь именно сейчас. Но не спустился и не подал голоса.
Промолчала и рабыня. Но всё-таки дождалась его. Предупредила. Пожалела, что не передала ему ничего. Но это не так. Передала то, что заставит его рискнуть собой и побороться за жизнь бедняжки Айтесеб.
Ифе принёс богатые жертвы Анубису, богу бальзамирования, чтобы он не оскорбился его замыслом. Потом излил своей крови на алтарь Акера, который охранял умерших, ведал сегодняшним и завтрашними днями. Не пожалел для этого алой, бьющей фонтаном жизненной силы.
И бог, которого и не особо почитали, принял подношение. Он дал Ифе, безжалостно коловшего себя кинжалом, возможность скользнуть за Айсетеб.
Она предстала ему почти такой же, как при жизни: очень красивой, бесконечно доброй и даже весёлой.
Айтесеб ужаснулась ранам Ифе, сбросила одеяние и накинула на окровавленные одежды. Он почувствовал, как горячие струи остановили свой бег.
- Так не бывает! - воскликнул Ифе.
- Бывает, просто ты никогда не видел! - рассмеялась Айтесеб.