Иглы мглы - страница 48
небывалой они красоты.
Обнялась трава адамова голова
с печальной плакун-травой;
прикрыш, тирлич и разрыв-трава
вздыбились над землей.
И недетский ужас мне горло сковал
и волосы поднял мои;
они качались, словно трава;
холод густел в крови.
Сон колыхался, как зыбкий туман.
Сердце стучало сильней: "Замри!"
И на месте цветастых, как ситцы, полян
мне открылись клады земли.
Но не взял я ни камня, и злата не взял;
и во сне, словно бы наяву,
я траву нечуй-ветер усердно искал,
одну нечуй-ветер траву.
Мне говорили: "Смешной чудак!
Травы не бывает такой.
Что же ты ищешь? Зачем же ты так?
Брал бы что под рукой!"
Пусть молва будет тысячу раз права,
повторяется вновь и вновь;
все равно существует эта трава,
свободная, как любовь!
Где же, где же эта трава?
Где же моя любовь?
7.04.68
* * *
Старинный дом. Тенистый двор.
Деревьев долгий разговор.
И, право, стоит подстеречь
их нестареющую речь.
Сравнить блистание листвы
с сияньем трепетным плотвы.
И обойти молчащий дом,
облитый лунным серебром.
Окно нет-нет блеснет, как глаз,
как будто всматриваясь в нас.
Немало рифм за гранью лба
нам приготовила судьба:
Живут балет и бой раба,
и арбалет, и лет арба…
А мне б точней перевести
дыхание и дрожь листвы;
суставов неумолчный треск
и окон дома странный блеск;
чтоб встали, как к ребру ребро,
в стихах — дом, двор и серебро.
10 — 11.05.69
* * *
Не знаю сам, чего добьюсь, но знаю,
что не могу и дня прожить без песни,
что только в слове обретаю радость
и сам с собой нередко говорю.
А также повторять люблю признанья
людей, задолго живших до меня.
В них — мой восторг, мое движенье мысли,
моя манера относиться к слову
хирургу впору — жестко и легко.
Но все-таки мне мало вечных истин,
хочу я отыскать свои, чтоб кто-то
мои стихи читая, задохнулся
от жуткого блаженства красоты.
30.10.74
Из книги "БЕЛЕС"
("Жалын", Алма-Ата, 1982)
ЛУГ
На лугу — Шереметьевки близ
я внезапно подумал о сыне…
Здесь сосняк молодой и осинник,
как подростки, стыдясь, обнялись.
Я представил, как рядом идет,
как он лезет бездумно в болото;
и еще несказанное что-то
потянуло вперед и вперед.
Я увидел шеренги могил,
расположенных друг против друга.
Среди этого адского круга
я один о спасенье молил.
Я увидел провалы глазниц,
что распяты на ржавых прицелах…
Кто задумался, есть ли мицелий
у людских бесконечных грибниц?!
Кто, впадая в воинственный раж,
за гробами шел, как за грибами?
Шевелил я беззвучно губами:
"Неужели сын — тоже мираж?!"
Оглядевшись, я понял: кругом
не могил чернота, а окопы;
и опять неподвластное что-то
подтолкнуло — скорее пойдем…
Солнце выше, пора и домой.
Но грибов не прибавилось в сумке.
Тридцать лет, как единые сутки,
размотались… Клубок непростой.
Я заметил: окопы одни
поровнее и глубже… Напротив
поразмытей. Наверно, полроты
в обороне стояло в те дни.
А враги, представляю, все прут.
Блиц-пехота, а может, и танки.
…А сейчас тут маслята растут,
сыроежки, но больше поганки.
20.07.79
НА ВЫСТАВКЕ РИСУНКОВ НАДИ РУШЕВОЙ
Зал забит до отказу.
Не редеет толпа.
Вот рисунок. Показан
скорбный профиль Христа.
Чей работал фломастер,
узнаем без труда:
Маргарита и Мастер…
Надя Рушева… Та…
Память тотчас услужливо
справку выдаст о ней.
А спрошу я: "Не нужно ли
быть немного добрей?!
Что нам выставка — "зрелище"?
Может, бокс или цирк?
— Сколько страсти и зрелости!
— Ах, булгаковский цикл!
— Сколько силы, размаха!..
Мне совсем не смешно.
Погодите, не ахайте!
Это — грешно!
Поумерьте восторги
у толпы на виду.
Ваши реплики — торги
ценят чью-то беду…
Надю вспомните. Девочку.
Как она, не дыша,
держит чуткую веточку
карандаша.
И рисует, рисует…
Называйте судьбой
то, что вечно рискует
самою собой!
Мозг не выдержал. Хрупкий.
А себя не берег.
И уложены руки
в изголовье берез.
А чужому рассудку
Невелик интерес.
10 000 рисунков!
10 000 чудес!
Раструбили газеты.
Расшептали уста.
Все рисунки — в глазете,
как на вынос гроба.
Неужели бездонно
вдохновенье текло,
чтобы кто-то бездумно
пальцем тыкал в стекло…
Не увидев за творчеством
человечьей души,
мерил мерою порчи:
слава, шум, барыши…
Вы, умишками щуплые,
дети сытых квартир,
словно тело не щупайте
ни стихов, ни картин!
К черту все замечания!
Наде — больше дано.
Ей привычней молчание.
Словно вечность — оно.
21.03.71
Из книги "ЛИЦА ДРУЗЕЙ"