Иглы мглы - страница 75

Жил-был я. Меня учили.

Драли вкось и поперек.

Тьма потраченных усилий.

Очень маленький итог.

Что я думаю о Боге?

Что я знаю о себе?

Впереди конец дороги.

Точка ясная в судьбе.

Все, что нажил, все, что нежил,

что любил и что ласкал,

все уйдет… А я — как не жил.

Словно жить не начинал.

Говорю. Говорю. Говорю. Уговариваю. Заклинаю. То люблю тебя, то проклинаю. То уныл, то надеждой горю. Понимаю, что мы далеки, но — касаются пальцы друг друга, и — смыкается линия круга, и опять на мгновенье близки. Я дорогу к тебе проторю. К твоему огневейному маю. В скалах твердых проход проломаю. И не раз свой поход повторю. Умоляю тебя: не молчи! Отвечай. Ужасает молчанье. И отчаянье ждет за плечами гильотиной в беззвездной ночи. Снова имя твое повторю, словно эхо случайного дара. Ты — награда моя, ты гитара, я мелодию, верь, подберу. Ты в ответ распахнула глаза. В них — два неба, два счастья, два моря. Ты молчишь, с моей яростью споря. Ты внезапна, как в мае гроза. Подожди, я надеждой горю. Не спеши. Я тебя понимаю. Уговариваю. Заклинаю. До утра о любви говорю.

У тебя глаза морского цвета.

У тебя глаза — два бурных моря.

Я, наверно, полюбил за это

облик твой, с твоим молчаньем споря.

Жаль, что вечно быть нельзя счастливым,

что не овладеть любви наукой.

Как прилив сменяется отливом,

встреча так сменяется разлукой.

Ты еще с утра сверкала солнцем,

но луна взошла в глазах под вечер.

Только эхо в сердце донесется

от вчерашней бесполезной встречи.

От тебя уже не жду ответа.

Ничего не вижу, кроме горя.

У тебя глаза морского цвета.

У тебя глаза — два бурных моря.

Я больше тебя не люблю. Весталка. Русалка. Колдунья. Я лучше отдам кораблю печаль своего полнолунья. Я лучше в убогом челне отправлюсь в житейские волны, чем с мукой на бледном челе ждать ясности, ревности полный. Я свой безрассудный порыв направлю на парус холщевый, от страсти любовной остыв, восторг позабуду дешевый. Мосты за собою спалю. Чужая. Чужая. Чужая. Я больше тебя не люблю. Я память твою обожаю.

Южно-летние услады.

Боль ременных пут.

Красноглазые цикады

истово поют.

Сердца бедного морока.

Вечная игра.

Святости или порока.

Зла или добра.

Неба пламенные знаки.

Кухонь едкий чад.

Брешут глупые собаки.

Умные молчат.

И над всем великолепьем

зла или добра

в новое тысячелетье

круглая дыра.

Мне нравятся первые почки,

веселая веток возня.

Былинки, пылинки, листочки

весною волнуют меня.

Подумаешь, экая новость!

Природы все та же игра.

Но эта зеленая повесть

безумно волнует меня.

Объятья — такая нелепость,

но каждый росточек мне мил,

и пробую пальцами клейкость,

и глазом ценю хлорофилл.

Оставим другим пересуды,

сравнение весен и зим.

Я неба пустую посуду

сегодня же сдам в магазин.

Я сейчас смотрю на горы. Я сижу спиною к морю. у меня такое горе, горше не бывало горя. Как судьба меня надула! Обманула, как мальчишку. Снова подарила дулю, в губы сунула пустышку. Люди добрые, посмейтесь! Дурачок сидит на троне. У него все тот же фетиш, то же сердце на ладони!

В час раздумья, счастья или горя

хорошо, наверно, вспоминать

волосы распущенные моря,

светлую, в веселых кольцах прядь.

Как она к руке волнисто льнула!

Помогала как она в тоске!

Резким ветром с берега подуло,

и открылась жилка на виске.

Надо было бы шагнуть поближе,

волосы рукою расчесать…

Только волны низкий берег лижут,

кто-то новый гладит эту прядь.

46 мне исполнилось лет.

Я у моря встречаю рассвет.

Я проснулся один в Коктебеле,

для печали мне повода нет.

Море в гальку прибрежную бьет.

Море людям уснуть не дает.

Я в него завернусь с головою,

до чего молодой идиот!

Я думаю о прожитых годах,

которые сгорели в черный дым,

о том, что не любил во весь размах

и оттого не умер молодым.

Я думаю, что в страхе и золе

сегодня вновь копаться одному,

что снова на растерзанной земле

порядок надо ладить самому.

Корчуется не памятник — уклад.

Качается не маятник — судьба.

И с веком попадая невпопад,