Иго любви - страница 10

Убогий номерок в одно окно. На ободранных обоях видны следы раздавленных клопов. Из-за дощатой стены несется могучий храп соседа. Внизу трактир. Слышны нестройные звуки балалайки, пьяные песни, хриплая ругань, взрывы смеха.

Надежда Васильевна зажигает сальную свечу в позеленевшем шандале и бережно прячет коробку серных спичек в ящик комода. Перед кривым треснувшим зеркалом она снимает свою шляпу с высокой тульей. Раздевается… Аккуратно вешает на гвоздь свое единственное парадное платье и надевает холстинковый капот.

В углу стоит небольшой сундучок, обитый размалеванной жестью. В нем три смены белья, два ночных чепца и два коленкоровых платья. Это самая модная материя, тоненькая и блестящая, как шелк… Для Надежды Васильевны это целое богатство. Эти платья тоже в куске подарила ей Репина, как и веер, как и широкий шелковый кушак с бахромой на концах. Газовый шарф, затканный цветами, она вышила себе сама. Все эти вещи необходимо иметь артистке.

Но салопа у Надежды Васильевны нет. Репина подарила ей свой весною, красивый, атласный, вишневого цвета, на куньем меху. Уезжая из Москвы, Надежда Васильевна снесла его в ломбард и деньги отдала дедушке… Когда она нынче выходила из театра, вздрагивая от свежего ветра, артистки зло улыбались, кивая на ее драповую, уже немодную тальму. Но Надежда Васильевна выше этих пересудов. Лишь бы не простудиться!

Сальная свеча нагорела, трещит и чадит. Надежда Васильевна снимает нагар. Коридорный принес ей горячего сбитню и сайку. Это весь ее обед и ужин.

Она берется за роль. Как она нынче слабо читала! Она не взяла, кажется, ни одного верного тона… Но ее так неприятно поразила ходульная игра и напыщенная читка Лирского. Он кричит, завывает. У него нет ни одного живого слова… Он все время сбивал ее с тона… Это после Мочалова?.. После этой искренности и простоты?..

Вздохнув, она раскрывает свою тетрадку. И опять воспоминания уносят ее далеко. Она видит перед собой Офелию-Орлову, — чопорную, но бесстрастную, безличную девушку, которой все помыкают. Она теряет рассудок, потому что Гамлет убил ее отца… Надежда Васильевна хмуро улыбается. Этот образ ничего не говорит ей. С ее темпераментом, с ее энергией, с ее самостоятельностью — она просто не верит в таких девушек… С ума не сходят от смерти отца, от потери близких. Иначе мир превратился бы в кладбище. Но потерять любимого человека… Утратить надежду на счастье… Вот в чем ужас!.. Разве любовь не все для женщины? Не единственный смысл ее бытия? Не самая заветная, самая сладкая греза?..

Приблизительно так думает Надежда Васильевна, уронив на колени руки с тетрадкой и глядя в темные окна. Она ищет в творчестве свой собственный, никем не проторенный путь. В драме Шекспира она инстинктивно ищет и находит себя.

Да, у Офелии были свои страсти, свои грезы. Ее счастье — Гамлет…

И снова, снова в сотый раз она вдумывается в эту роль.

Офелия невинна, но она не наивна. И были ли девушки той эпохи наивны и полны неведения? Жизнь была так проста, груба, так примитивна… Офелия отлично понимает двусмысленность всех непристойных острот, которые Гамлет говорит ей на спектакле. И когда Надежда Васильевна, стоя за кулисами, впервые услышала эту сцену, она помнит, как поразила ее эта чуткость Офелии ко всему чувственному… Но это так просто, в сущности… Это вполне «земная» девушка, с несложным, земным идеалом счастья. Все существо ее напряженно ждет этого счастья, бессознательно жаждет ласки Гамлета. И когда гибнут все возможности, гибнет и Офелия. Если бы она была бесстрастна, если бы она была безлична, она не могла бы так болезненно реагировать на удары судьбы…

Надежда Васильевна — самоучка и самородок — не может, конечно, так формулировать свои выводы. Но она так чувствует Офелию. Она знает, что в ее передаче это будет не шаблонный, а правдивый образ с кровью и плотью.

Ах, если бы кто-нибудь слышал ее теперь!.. Если б завтра ей найти эти интонации!

Она увлекается невольно. Все сильнее и свободнее звучит ее голос…

Стук в дверь.

— Что такое? — замирающим шепотом спрашивает она, словно падая с высоты.